Проклятый дар

По ногам потянуло холодом и сыростью, ровный столбик сигаретного дыма вдруг вильнул, завихрился, точно в водовороте. Сквозняк – Матвей поежился, а потом пружиной сорвался с места. Сквозняк мог случиться лишь по одной-единственной причине: в доме кто-то открыл окно. Кто? Нашпигованная психотропами Алена?..

Обратно Матвей возвращался на цыпочках, сжимая в руке ствол. Он, конечно, всего лишь мирный частный детектив, но с оружием все равно спокойнее.

В кухне и в спальне никого не было. Значит, все-таки в гостиной…

Он не ошибся в своем предположении насчет открытого окна, он ошибся в другом. В льющемся свысока лунном свете покачивался тонкий девичий силуэт. Алена держалась обеими руками за портьеры и всматривалась в темноту за окном. Да что там всматривалась! Она с кем-то разговаривала.

– Уходите… – Голос сиплый, неживой, такой, каким он был, когда Матвей еще верил в ее сумасшествие. – Я вас не слышу… Уходите!!!

Это последнее, отчаянное и какое-то совершенно безысходное «уходите» заставило Матвея действовать. В два прыжка он оказался возле Алены, выглянул в окно.

Лучше бы не выглядывал, сохранил бы не только ясность мыслей, но и уверенность в собственной нормальности. Но он выглянул, и от увиденного волосы на голове зашевелились.

За окном, на самой границе света и тени, что-то происходило. Матвей не мог разглядеть, но шкурой чувствовал странное, текучее волнение, вслушивался в настойчивый шорох сотен, если не тысяч, хрупких крыльев, переходящий то в шепот, то в стон. Сюр… самый настоящий…

Темнота вскипала какой-то особенной, совершенно отличной от человеческой жизнью, наполнялась теперь уже не шорохами, а голосами, еще неразборчивыми, но с каждой секундой становящимися все громче и настойчивее.

Матвей потряс головой, прогоняя наваждение, и заорал во все горло:

– А ну, пошли вон! Стрелять буду!

На плечо легла ладонь, и он, ни в черта, ни в дьявола не верящий мужик, вздрогнул от неожиданности, развернулся всем корпусом, готовый отразить нападение.

…Она смотрела на него своим еще по психушке знакомым незрячим взглядом и говорила быстро-быстро, скороговоркой:

– Не могу так больше… пусть они уйдут… пусть уйдут…

Матвей бы списал все это на бред, на действие аминазина – или чем там ее накачали! – если бы не одна маленькая, но очень существенная деталь. Он, почти трезвый и уж точно вполне вменяемый, тоже их слышал и тоже боялся до зубовного скрежета, потому что как-то в одночасье понял, кто там прячется в темноте. Понял и даже почти не удивился…

– Они уйдут, не бойся. – Чтобы расцепить сведенные судорогой челюсти и сказать всего несколько слов, ему пришлось сделать над собой титаническое усилие. И такое же точно усилие понадобилось, чтобы посмотреть в клубящуюся за окном темноту.

На пистолетное дуло присел мотылек. Одного лишь только взмаха невесомых крыльев хватило, чтобы ствол налился свинцовой тяжестью. Вглядываясь в мотыльковое марево, Матвей взвел курок.

Выстрел заглушил все: и Аленин крик, и громкий стук Матвеева сердца, и шепот-шелест. В движущейся завесе из тысяч крошечных тел образовалась черная прореха, сквозь которую всего на мгновение Матвей увидел тех, кто без спросу пожаловал к ним в гости. Бесплотные, мечущиеся из стороны в сторону тени, почти человеческие, но ощутимо неживые. Да что за черт…

Он снова поднял руку с пистолетом, целясь в самый центр уже затягивающейся мотыльковой бреши…

– Пустое занятие, – послышался за спиной знакомый голос.

Не выпуская из рук пистолета, Матвей стремительно обернулся.

– Я говорю, пустая трата сил и времени. – Ставр стоял, опершись плечом о дверной косяк. – Они безопасные. В массе своей, – добавил после недолгого раздумья. – Не хочешь их слышать, просто закрой окно и задерни шторы.

– Рано ты. – Матвей бросил быстрый взгляд на застывшую у окна Алену. На появление Ставра она вообще никак не отреагировала.

– Ну, это как сказать, – невесело усмехнулся Ставр. – Я смотрю, ты выполнил уговор.

Он шагнул в комнату, неспешной походкой подошел к Алене, мгновение всматривался в ее безучастное лицо, а потом протянул к ней руку.

Алена упала в тот самый момент, когда Ставр коснулся ее щеки, тряпичной куклой рухнула на пол, прямо к ногам не успевшего подхватить ее Матвея.

– Плохо… – сказал Ставр досадливо. – Гораздо хуже, чем я думал…

* * *

Дежурная медсестра Любовь Ивановна вернулась на пост ровно через час, как и велел главврач. Как же она его ненавидела, этого молодого, но такого самоуверенного, такого прыткого и жестокосердного. В нем не имелось ровным счетом ничего из того, что непременно должно быть у любого нормального врача: ни понимания, ни человечности, только лишь голый, выхолощенный профессионализм.