Проклятые

– Здесь Жаклин Кеннеди-Онассис, – говорю я ей по телефону. – Вам наверняка хочется с ней познакомиться…

Вообще-то в аду поселили всех Кеннеди, но это, как я понимаю, не лучшая реклама.

И все же, несмотря на боли от раковой опухоли и кошмарные побочные эффекты лечения, старушка из Мемфиса пока не торопится расстаться с жизнью.

Я ее сразу предупреждаю, что в аду никто не достигает мгновенного просветления. Не бывает такого, чтобы кто-то очнулся в грязной запертой клетке, хлопнул себя по лбу и вскричал: «Черт! Каким же я был мудаком!»

Никакие истерики не прекращаются, словно по волшебству, а все недостатки характера только усугубляются. Отморозки в аду остаются такими же отморозками. Злодеи – злодеями. Люди, попавшие в ад, продолжают творить те же мерзости, из-за которых им и выдали билет в один конец.

И еще, предупреждаю я больную бабульку, не ждите от демонов никаких наставлений и помощи, если вы не готовы постоянно давать им на лапу конфеты вроде арахисовых сладких палочек или шоколадных батончиков с карамельной тянучкой. Адские демоны – жуткие бюрократы. Они перекладывают бумажки, напустив на себя важный вид, и обещают пересмотреть ваше дело, но у них уже есть установка: раз вы оказались в аду, значит, было за что. В этом смысле ад буквально пронизан пассивной агрессией. Как и земля. Как и моя мама.

Если верить Леонарду, именно так ад и ломает людей: позволяет им пускаться во все тяжкие, доводить себя до крайностей и потихонечку превращаться в злобные карикатуры на самих себя, получая все меньше и меньше наград, пока они наконец не осознают свое недомыслие. Может быть, размышляю я по телефону, это единственный эффективный урок, который мы усваиваем в аду.

Когда Джуди Гарленд не в настроении, она страшнее любого демона или черта.

Извините. На самом деле я не знакома ни с Джуди Гарленд, ни с Жаклин О. Простите мне эту маленькую ложь, ведь я же в аду.

При самом худшем раскладе, говорю я бабульке, если эта большая пакость на букву «р» все-таки ее прикончит и она угодит в преисподнюю, ей обязательно нужно меня разыскать. Я – Мэдди Спенсер, мой внутренний номер в кол-центре 3 717 021, мое место в двенадцатой секции. Рост – четыре фута и девять дюймов, я буду в очках и шикарных серебристых туфлях на шпильках, с ремешками на щиколотках.

Кол-центр, где я работаю, располагается в головном офисе ада, объясняю я умирающей бабушке. Проходите мимо Великого океана зря пролитой спермы. И поворачиваете налево у реки Бурно Кипящей Рвоты.

Краем глаза я вижу, что ко мне приближается Бабетта. На прощание я желаю старушке удачной химиотерапии и предупреждаю, чтобы она не курила слишком много марихуаны для снятия тошноты, потому что именно из-за этой веселой травы меня и отправили экспресс-почтой на вечные муки в геенне огненной. Перед тем как завершить беседу я напоминаю:

– Вы непременно меня разыщите. Я – Мэдисон Спенсер. Здесь меня все знают, и я тоже всех знаю. Я вам все покажу, объясню, что к чему.

Бабетта уже совсем рядом.

– До свидания! – говорю я.

Система автодозвона уже соединяет меня со следующим абонентом. На крошечном грязном экране высвечивается номер с кодом города Сиу-Фоллс, где, как я понимаю, наступает вечер и настает время ужина. Свою смену мы начинаем с того, что досаждаем людям в Великобритании, потом на востоке США, затем на Среднем Западе, Западном побережье и т. д.

Бабетта говорит:

– Привет.

Я прикрываю ладонью микрофон и отвечаю:

– Привет. – И добавляю еле слышно: Спасибо за туфли…

Бабетта подмигивает:

– Да ну, ерунда. – Скрестив руки на груди, она слегка подается назад и пристально смотрит на меня. – Я тут подумала… а не поменять ли тебе прическу? – Бабетта, прищурилась. – Может быть, сделаем тебе челку?

От одной только мысли – у меня будет челка! – я прямо подскакиваю на стуле. У меня в наушниках слышится голос:

– Алло!

Голос приглушенный и неразборчивый, человек говорит с недожеванной пищей во рту.

Я с энтузиазмом киваю Бабетте и произношу в микрофон:

– Мы проводим опрос потребителей в рамках исследования покупательского поведения при выборе различных предметов домашнего обихода…

Бабетта стучит указательным пальцем себе по запястью и спрашивает одними губами: Который час?

Я отвечаю ей так же беззвучно: Август.

Она пожимает плечами и уходит.

В течение следующих нескольких часов я успеваю поговорить со стариком, умирающим от почечной недостаточности. С женщиной средних лет, очевидно, проигрывающей свою битву с волчанкой. Мы беседуем долго. Потом я знакомлюсь с еще одним стариком, который сидит в одиночестве в дешевой квартире и умирает от застойной сердечной недостаточности. Я знакомлюсь со своей ровесницей, девочкой тринадцати лет, умирающей от СПИДа. Ее зовут Эмили. Она живет в Виктории, в Британской Колумбии, в Канаде.