Проклятые

Пресловутой последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, стала выходка Горана на этой неделе, когда он продал через Интернет пять маминых «Эмми» по десять долларов за штуку. А еще раньше, как стало известно, Горан собрал целый букет ее «Золотых пальмовых ветвей» в нашем доме в Каннах и продал их по пять баксов за штуку. Родители постоянно твердили, что награды киноиндустрии не значат вообще ничего и являют собой позолоченное позорище, однако как-то уж слишком распсиховались.

По мнению мамы, все проступки Горана, все его мизантропические выступления объясняются тем, что ему с раннего детства не хватало любви и ласки.

– Пообещай мне, Мэдди, – говорила она, – что проявишь особое терпение и доброту по отношению к своему бедному братику.

Именно из-за тяжелого детства Горана случилось то, что случилось, когда мои мама с папой арендовали на его день рождения целый парк развлечений «Шесть флагов» и вывели к нему в качестве подарка какого-то жутко породистого шетландского пони. Горан решил, что это животное предназначено в пищу. На Хеллоуин его нарядили Жан-Полем Сартром, а меня – Симоной де Бовуар, и мы ходили, собирая конфеты, по коридорам парижского «Ритца» с экземплярами «Тошноты» и «Второго пола» в руках, однако Горан не понял шутки. Совсем недавно он взломал камеру наблюдения в маминой ванной и продавал в Интернете подписку на прямые трансляции.

Папа, конечно, пытался привить Горану понятия о дисциплине и ответственности за проступки, но мальчика, которого наверняка пытали электрошоком, удушением водой и внутривенными инъекциями жидкости для прочистки канализации, нелегко запугать, угрожая отшлепать и на час отлучить от компьютера.

К тому времени из Барселоны уже прибыла моя розовая блузка. Я собиралась надеть ее с юбкой-шортами и школьной кофтой с вышитым на ней гербом моего швейцарского интерната. И мокасинами «Басс Уиджен» на низком каблуке. Уже совсем скоро мы с Гораном расположимся со всеми удобствами перед большим телевизором в нашем гостиничном номере. Только мы с ним вдвоем. Сядем и станем смотреть, как мои родители подъезжают к красной дорожке на «приусе», заказанном кем-то из пиарщиков. Холодный, замкнутый Горан будет моим и только моим, пока мама с папой на телеэкране позируют для папарацци. Я планировала дождаться, когда они благополучно отчалят, и заказать в номер ужин pour deux[4]: омара, устриц и луковые кольца. На десерт я припрятала пять унций отборной, генетически модифицированной мексиканской сенсимильи, слямзенной у родителей. Да, никакой логики нет и в помине: мои предки всегда возражали против облученной и генетически перенастроенной кукурузы, но, когда речь заходит о марихуане, они только приветствуют всяческие улучшения. Какой бы гибридной ни была франкенштейновская трава, они набьют ею трубку и станут курить.

Если вы еще не заметили, для моих родителей нет полумер. С одной стороны, они скорбят о Горане, чье детство прошло в одиночестве, без объятий и ласковых прикосновений. С другой стороны, ко мне они прикасаются постоянно, обнимают, целуют и всячески тискают, особенно когда рядом присутствуют папарацци. Мама ограничивает мой гардероб исключительно розовым и желтым. Вся моя обувь – либо милые балетки от Капецио, либо туфли от Мэри Джейн. Моя единственная косметика – розовая помада сорока разных оттенков. Дело в том, что родители не хотят, чтобы я выглядела старше семи-восьми лет. Судя по их пресс-релизам, я уже много лет учусь во втором классе.

Дошло до того, что, когда у меня начали выпадать молочные зубы, родители предложили мне носить болезненные протезы для недостающих зубов – вроде тех, что пришлось надевать маленькой Ширли Темпл по настоянию кинокомпании «XX век – Фокс». Каждый раз, когда меня приводили в салон красоты, где меня разминала, растирала и полировала целая команда косметологов и массажисток, я жалела, что не расту в детском доме за железным занавесом. По крайней мере, меня бы никто не трогал.

В этом году церемония вручения премии «Оскар» пришлась на мой тринадцатый день рождения. Пока вокруг мамы роятся стилисты, наряжая и раздевая ее, как огромную куклу, визажисты экспериментируют с макияжем, пытаясь решить, какие тени для век лучше подойдут к разным дизайнерским платьям, а парикмахеры завивают и выпрямляют ей волосы, она предлагает мне сделать маленькую татуировку в честь дня рождения. Крошечную Хелло Китти или Холли Хобби. Или проколоть пупок.

У папы есть патологическая привычка покупать мне мягкие игрушки. Да, я знаю слово «патологический», хотя до сих пор не уверена, что собой представляют французские поцелуи.