Проклятые

Если бы сторож обнаружил меня, я притворилась бы, что мне стыдно. К тому времени я уже хорошо знала, что значит испытывать стыд и смущение, и мне было бы несложно их изобразить. Если бы сторож схватил меня за руки или накинул мне на плечи плед, чтобы защитить мою детскую скромность, я забилась бы в притворной истерике, утверждая, будто совершенно не представляю, где я и как здесь очутилась. Я сложила бы с себя всю ответственность за свои действия… закосила бы под невинную жертву. За две недели практически полного одиночества что-то во мне изменилось, но я еще не утратила способности притворяться потрясенной, хрупкой и скромной.

Нет, я умерла не так. Я уже говорила, что умерла от передоза марихуаны. Я не замерзла до смерти.

И никакой похотливый, распускающий руки охранник меня не поймал. Вот такая засада.

Вытянув руки перед собой, как лунатик, я ходила по территории школы, собирая снежинки на волосах, пока ноги окончательно не онемели. Затем, испугавшись обморожения и перманентных увечий, побежала к двери общежития. Когда схватилась влажными руками за стальную дверную ручку, мои ладони и пальцы примерзли к металлу. Я потянула, но дверь захлопнулась, когда я выходила, и теперь ее было уже не открыть без ключа. Я осталась голой на морозе, с ладонями, намертво примерзшими к ручке запертой двери, и не могла ни побежать за помощью, ни вернуться в свою безопасную постель, и беспросветная смертоносная ночь обступала меня, осыпая кристаллами льда.

Да, вероятно, я романтичная, мечтательная девчонка предподросткового возраста, но я могу распознать метафору, когда она меня лупит по голове: юная дева, еще только вступившая в пору расцвета, замерзает на пороге между уютным, невинным детством и ледяной пустошью предстоящего полового созревания, жертвенный слой нежной девственной кожи держит ее в плену, бла-бла-бла…

Но нет, дети из богатых семей, отданные в швейцарские школы-интернаты, отличаются хитроумием и смекалкой. Мы все знали, что несколько лет назад одна смышленая ученица украла ключ от общежития – мастер-ключ, подходивший ко всем замкам, – и спрятала его под камнем около главного входа. Если какая-нибудь блудливая мисс Шлюшинда Шлю-Шлю убегает на тайное свидание или выходит во двор выкурить сигаретку, а дверь случайно захлопывается, то девочке можно уже не бояться разоблачения и порицания: надо просто взять ключ, предназначенный именно для таких экстренных случаев, а потом вернуть его на место. Да, такой общий ключ очень удобен, но до него никак не дотянуться, когда твои ладони примерзли к дверной ручке.

Моя мама сказала бы: «Это прямо гамлетовский момент». Что означает: надо хорошенько подумать и определиться, быть иль не быть.

Если я начну кричать и вопить, пока не придет ночной сторож, то буду унижена и опозорена, но жива. Если замерзну насмерть, то сохраню достоинство, но… умру. Возможно, для будущих поколений учениц этой школы я стану фигурой загадочной и легендарной. Моим наследием станет новый свод строгих правил учета воспитанниц. Моим наследием станет история о привидении, которой мои ровесницы будут пугать друг друга после отбоя. Может, я поселюсь здесь в облике голого призрака, он будет являться им в зеркалах, за темными окнами, в дальних концах освещенных луной коридоров. Эти будущие беспризорницы из привилегированной школы станут вызывать мой неупокоенный дух, трижды повторив перед зеркалом: «Мэдди Спенсер… Мэдди Спенсер».

Тоже своего рода власть, однако совершенно бессмысленная и бессильная.

И да, я знаю, что такое «диссоциированное состояние».

Но как бы меня ни влекло это жутковатое готичное бессмертие, я все же решаю позвать охранника.

– Помогите! – кричу я.

– Au sec-ours! [2]

– Bitte, helfen sie mir! [3]

Снегопад поглощает все звуки, глушит акустику полуночного мира, гасит всякую волну, что могла бы унести мой голос в темную даль.

Мои руки как будто принадлежали кому-то другому. Я смотрела на свои посиневшие голые ноги, но это были чьи-то чужие ноги. Синие, как вены Горана. В стекле на двери отражалось мое лицо, обрамленное морозным узором, созданным моим собственным замерзшим дыханием. Да, мы все представляемся друг другу немного странными и загадочными, но та девчонка в дверном стекле была мне не знакома. Она мне никто. Ее боль не была моей болью. Это мертвая Кэтрин Эрншо заглянула в холодное зимнее окно поместья Грозовой Перевал, бла-бла-бла…