Происхождение всех вещей

Но Альма считала, что где-то между геологическим и человеческим временем была еще одна категория, и она назвала ее временем мхов. В сравнении с геологическим временем время мхов бежало с ослепительной быстротой, ибо за тысячу лет мхи менялись на столько, на сколько камень не изменился бы и за миллион. Однако по меркам человеческого времени время мхов текло невыносимо медленно. Нетренированному глазу даже могло показаться, что мхи вовсе не движутся. Но они двигались, и двигались с поразительными результатами. Вроде бы ничего не происходило, однако спустя десять лет или около того все вдруг менялось. Просто мхи двигались так медленно, что большинство людей этого не замечали.

Но Альма замечала. Она следила за мхами. Задолго до того, как настал 1848 год, она научилась воспринимать свой мир в замедленном течении времени мхов, насколько это было возможно. По бокам известняковых валунов Альма воткнула в камень маленькие цветные флажки и так отслеживала продвижение каждой колонии; за этой развернутой драмой она наблюдала уже двадцать шесть лет. Какой вид мха разрастется на камне, а какой отступит? Сколько времени это займет? Альма наблюдала за этими великими, беззвучными, медленно движущимися царствами, за тем, как они ширились и сокращались. Их движение измерялось длиной пальца и десятками лет.

Изучая время мхов, Альма пыталась не волноваться о своем смертном существовании. Сама она пребывала в ловушке ограниченного человеческого времени, но тут уж ничего поделать было нельзя. Ей ничего не оставалось, кроме как использовать по максимуму отведенную ей короткую жизнь мотылька-однодневки. Ей было уже сорок восемь лет. Пустяковый срок для колонии мха, но значительное число прожитых лет для человека, особенно женщины. У нее уже закончилась менструация. Волосы белели. Если повезет, ей достанется еще двадцать, тридцать лет на жизнь и исследования, максимум сорок. Это было все, о чем можно мечтать, и она мечтала об этом каждый день. Ей так много еще нужно было узнать, а времени оставалось так мало.

Альма часто думала, что, если бы мхи знали, как скоро Альмы Уиттакер не станет, они бы ее пожалели.

* * *

Тем временем жизнь в «Белых акрах» шла обычным чередом. Компания Уиттакера по торговле ботаническим сырьем за годы не расширилась, но и не уменьшилась; можно сказать, что она стабилизировалась и стала надежной машиной, приносящей прибыль. Оранжереям Генри по-прежнему не было равных в Америке, и в настоящее время на территории «Белых акров» произрастало более шести тысяч разновидностей растений. В Америке в то время разразился бум на папоротники и пальмы (ушлые журналисты окрестили его птеридоманией), и Генри обратил эту моду себе на пользу, выращивая эти растения и торгуя всевозможными экзотическими видами с ажурной листвой. Принадлежавшие ему мельницы и фермы также приносили много денег, а часть своих земель за последние годы он выгодно продал железнодорожным компаниям. У него еще хватало сил, чтобы заинтересоваться новой перспективной сферой — торговлей каучуком, и не так давно он подрядил своих наместников в Бразилии и Боливии, чтобы те вложились в это пока сомнительное новое дело.

Так что Генри Уиттакер был живее всех живых, что, возможно, кому-то представилось бы чудом. К восьмидесяти восьми годам его здоровье не слишком сдало, и это было поразительно, если учесть, как отчаянно он на него жаловался и какая напряженная у него была жизнь. Зрение, правда, было уже не то, но с увеличительным стеклом и хорошей лампой он по-прежнему мог читать бумаги. А с надежной тростью — совершать обходы своих владений. Одевался он все так же — как знатный лорд восемнадцатого века.

Дик Янси, его дрессированный крокодил, по-прежнему умело вел международные дела компании Уиттакера и ввозил новые и дорогостоящие лекарственные растения, такие как симарубу и хондродендрон. Джеймс Гэррик, тот самый честный квакер и деловой партнер Генри, скончался, но аптеку унаследовал его сын, и лекарства под маркой «Гэррик и Уиттакер» по-прежнему разлетались в Филадельфии и за ее пределами. Монополия Генри на торговлю хинином на международном рынке пошатнулась в результате действий французских конкурентов, однако ближе к дому дела у него шли хорошо. Недавно он выпустил новое лекарственное средство под названием «Энергетические пилюли Гэррика и Уиттакера» — смесь иезуитской коры, смолистой мирры, сассафрасового масла и дистиллированной воды, сулящая излечение от всех известных человечеству недугов, от малярии до волдырной сыпи, женских недомоганий и прочего. Товар пользовался ошеломляющим успехом. Пилюли были недороги в изготовлении и приносили устойчивую прибыль, в особенности летом, когда Филадельфию охватывали болезни и каждая семья, богатая, бедная ли, жила в страхе перед эпидемией. Женщины готовы были лечить этими пилюлями все.