— Будешь ли ты по-прежнему любить меня, будешь ли добра ко мне, если я стану самим дьяволом во плоти? — спросила как-то Ретта Альму, проснувшись среди ночи.
— Я буду любить тебя всегда, — заверила Альма единственную подругу, которая у нее была в жизни. — И ты никогда не сможешь стать дьяволом, Ретта. Тебе просто нужно отдохнуть и не тревожить себя и других такими мыслями.
По утрам после таких происшествий они втроем завтракали в гостиной у Хоуксов. Это всегда было неловко. Джордж и в более счастливых обстоятельствах был неразговорчив, а Ретта, в зависимости от того, сколько опия ей дали накануне, пребывала во взбудораженном или заторможенном состоянии. Иногда она жевала какую-нибудь тряпку, и никто не мог ее у нее отнять. Альма подыскивала тему разговора, которая подошла бы всем троим, но таких тем попросту не существовало. Их никогда не существовало. Они с Реттой могли болтать о пустяках, с Джорджем — рассуждать о ботанике, но о чем говорить с ними обоими — это так и осталось для нее загадкой.
А потом, в апреле 1848 года, Джордж Хоукс снова вызвал Альму. Она работала за своим столом, увлеченно атакуя загадочный, плохо сохранившийся экземпляр
— Что случилось? — спросила Альма, встревоженно оторвавшись от работы.
— Пожар! — отвечал юноша. Ему сложно было сдержать свой восторг. Мальчишки обожали пожары.
— О господи! Кто-нибудь пострадал?
— Нет, мэм, — явно разочарованно протянул юноша.
Вскоре Альме удалось узнать, что Ретта Хоукс устроила пожар в собственной спальне. По неизвестной причине она решила, что должна сжечь постельное белье и занавески. На счастье, погода стояла сырая, и ткань начала тлеть, но не загорелась. Вышло больше дыма, чем огня, но спальня, тем не менее, значительно пострадала. Куда более серьезный урон был нанесен моральному состоянию домочадцев. Две горничные уволились. Никто не хотел больше жить в доме Ретты, никому было не под силу выносить ненормальную хозяйку.
Когда Альма приехала, ее встретил бледный, растерянный Джордж Хоукс. Ретте дали успокоительное; она спала глубоким сном, растянувшись на диване. В доме пахло горелым подлеском после дождя.
— Альма! — воскликнул Джордж и бросился к ней.
Он сжал ее руки в своих ладонях. Прежде он делал это лишь раз, более тридцати лет назад. Но на этот раз все было иначе. Тот, прошлый раз Альме было стыдно даже вспоминать. Теперь глаза Джорджа в панике расширились.
— Ей нельзя здесь больше оставаться.
— Она твоя жена, Джордж.
— Я знаю, кто она! Я знаю, кто она! Но ей нельзя здесь оставаться, Альма. Она опасна для себя и для окружающих. Она могла бы всех нас убить и поджечь типографию! Ты должна найти для нее какое-нибудь место.
— Лечебницу? — спросила Альма. Но Ретта уже столько раз была в лечебницах, где всегда оказывалось, что никто ей толком помочь не может. Она всегда возвращалась оттуда еще более взвинченной, чем прежде.
— Нет, Альма. Ей нужно постоянное место. Другой дом. Ты понимаешь, о чем я говорю! Понимаешь, что не могу оставить ее здесь даже еще на одну ночь. Она должна жить в другом месте. А ты — простить меня за это. Ты знаешь меня лучше кого-либо еще, но все же не до конца понимаешь, во что она превратилась. Я за последнюю неделю ни одной ночи не спал. Никто в этом доме не спит — боится, что она может что-нибудь натворить. Ей всегда нужно, чтобы рядом присутствовали два человека — следить, чтобы она не навредила себе или кому-то еще. Прошу, не вынуждай меня продолжать! Я знаю, ты поймешь, о чем я тебя прошу. Ты должна сделать это для меня.