Тем не менее стоит отметить, что, когда мы проверили, как на метилирование генов влияет каждый из шести видов (выведенных на основе данных исследования E-Risk) виктимизации детей, то обнаружили более любопытные – и многообещающие – свидетельства. Мы нашли сорок восемь закономерностей, согласно которым виктимизация в детстве влияет на метилирование генов, причем ни одно из них нельзя было списать на размер выборки, однако тридцать девять из них были связаны с сексуальным насилием. Эти наблюдения, судя по всему, подтверждают некоторые эпигенетические теории: сексуальное насилие в детстве очевидно было связано с метилированием ДНК, выделенной из цельной крови молодых участников. Однако спешить с выводами не стоит, поскольку в нашей выборке сексуальному насилию, согласно собранным свидетельствам, подвергались только двадцать девять из более чем тысячи шестисот близнецов. Кроме того, мы не обнаруживали связи между метилированием генов и сексуальным насилием в юности. Также не стоит забывать, что на основе воспоминаний о неблагоприятном опыте детства (подробнее о нем – в 17-й главе) выходило, будто опыт сексуальной виктимизации связан с метилированием в самых разных участках ДНК – однако ни одна из двадцати двух обнаруженных закономерностей не повторилась среди тех тридцати девяти, которые мы обнаружили, когда изучили данные о сексуальном насилии, которые собирали, когда участники были детьми. Другими словами, хотя и проспективный, и ретроспективный подходы позволили нам выявить связь между сексуальным насилием в детстве и метилированием генов, в первом и втором случаях речь шла о совершенно разных генах. Не стоит и говорить о том, что, учитывая такую разницу в свидетельствах, полученных благодаря ретроспективному и проспективному подходу, собранные нами данные о сексуальном насилии внушали большие сомнения.
Еще нам предстояло проверить, усиливают ли виды виктимизации друг друга (как мы делали, когда изучали предпосылки психопатологии). Здесь важно отметить следующее: чем большему количеству видов виктимизации подвергались участники исследования E-Risk в детстве, тем большему количеству видов виктимизации они подвергались в подростковом возрасте. Хотя прежде мы и обнаружили неубедительные свидетельства в пользу того, что многосторонняя виктимизация как в детстве, так и в юности связана с метилированием ДНК, едва мы вновь сделали поправку на табакокурение, найденные соотношения исчезли. Таким образом, уже во второй раз выводы, к которым мы пришли изначально (на этот раз связанные с тем, влияет ли количество видов виктимизации, которым человек подвергается в детстве и подростковом возрасте, на метилирование генов), оказались ложными – на самом деле на метилирование генов в масштабах эпигенома влияло табакокурение. Не стоит и говорить, что мы не напрасно остались верны себе и, не став спешить, для начала перепроверили все первоначальные открытия и наблюдения.
Уровень генов-кандидатов
Насколько бы нас ни разочаровал первый подход, мы упрямо не желали сдаваться и принимать то, что виктимизация почти не связана с таким эпигенетическим процессом, как метилирование, пусть даже на это указывало все больше и больше свидетельств. Вдруг, как мы уже говорили выше, дело в том, что мы проводили анализ в рамках целого эпигенома? Что, если сузить рамки исследования и сосредоточиться на метилировании определенных генов-кандидатов – в частности, тех, которые наши предшественники уже связали с физиологическим откликом на стресс и неблагоприятным опытом детства? Итак, мы остановились на шести генах-кандидатах. Мы не будем перечислять их названия и вдаваться в «кровавые» подробности – скажем лишь, что проделали с ними то же, что и с генами в масштабах целого эпигенома, однако на этот раз в попытке определить, влияет ли виктимизация на метилирование шести определенных генов, и в итоге пришли к такому же, если не к большему, разочарованию. Другими словами, подход «не мытьем, так катаньем» не оправдал себя – обнаружить искомое воздействие среды на эпигеном нам так и не удалось.
Неутешительные итоги первых (из задуманных пяти) этапов нашего эпигенетического приключения не позволили нам перейти к следующим и проверить, возможно ли по метилированию эпигенома предсказать исходы, связанные с психопатологией (B → C) и является ли метилирование посредником между виктимизацией и психопатологией (A → B → C). Поскольку выбранное нами внешнее обстоятельство, а именно виктимизация (во многих ее разновидностях), не всегда соотносилось с метилированием генов ни на уровне целого эпигенома, ни на уровне генов-кандидатов (и, следовательно, последнее не могло быть посредником между виктимизацией и психопатологией) наше эпигенетическое приключение подошло к концу. Учитывая, сколько сил и времени мы на него потратили, неудивительно, что нас такие итоги разочаровали.