Прогулки по Европе

Потом, как обычно, бродил. Как свободно и полноправно чувствуют себя в городе люди в инвалидных колясках! И это при том, что, казалось бы, условия уличного существования здесь для них наитруднейшие: единственный транспорт – вапоретто, на каждом шагу мосты через каналы. Спокойно переезжают с дебаркадера на раскачивающийся борт вапоретто. Много колясок с провожатым, который везет; по-видимому, в основном туристы. У этих часто характерные выражения лиц: капризное у везомого, устало-равнодушное у везущего. Но вот на piazza San Marco встретилась красивая спокойная дама в коляске, которую вез элегантный господин. Эти, может быть, и венецианцы. Они пересекали площадь наискосок, вдруг остановились, о чем-то поговорили и круто повернули к знаменитому кафе Флориан. Бесстрастно лавируя между столиками, въехали в самую их гущу, и вот они уже сидят за столиком и со стороны ничем не отличаются от прочих довольных жизнью посетителей Флориана: красивая среднемолодая пара.

Ночью, проходя через campo San Stefano, услышал поразительный tenore di grazia. Уличный певец, немолодой, с изможденным лицом. Пел арии из опер, замечательно. Абсолютно не то, что певцы на гондолах, которые часто совершенные халтурщики. Публика образовала широкий полукруг, получился почти театр. Так понравилось его слушать, что, когда он собрал свои вещички и двинулся куда-то еще, пошел за ним. А он перешел на campo San Maurizio и там повторил свой концерт.

Четверг. Днем отправился на вапоретто № 20 на остров Сан-Ладзаро, к армянам. Эскурсия по монастырю. Объясняет (на отличном французском языке) армянский священник, лет 60-ти, очень толково, с отработанными шуточками (но это не раздражает). В основном просвещает публику в том, кто такие армяне. Внушает: 1) армяне – не турки; 2) армяне – не православные; 3) Армения – не часть России; 4) армянский алфавит – не кириллический (а на 5 веков старше); 5) советская Армения – одна десятая часть Великой Армении. Монастырь – мехитаристский, т. е. армяно-католический: под папой, а не под католикосом. Но католикоса они все же поминают в службе. Мехитар (кажется, V век) признал папу. «Армяне отделились на Халкидонском соборе от православия, а от пап никогда не отделялись, поскольку никогда не были с ними в унии». Такая мехитаристская хитрость. Мехитаристов 300 тысяч, остальные армяне под католикосом. Но в Венеции обычных армян практически нет.

Остров Сан-Ладзаро Венеция отдала армянам, притесняемым турками, в 1717 г. – потому что никто другой брать его не хотел: прежде это был остров прокаженных, «лазарет». Но они уже все поумирали. Армяне не побоялись.

Масса даров от богатых армян: мумия, трон Великого Могола (его выкупил у Надир-шаха армянин), 4 тысячи армянских (и иных) рукописей, 200 тысяч книг. Армянские листки 429 и 451 г. Целая книга VIII в. Много книг XI–XIII вв.

Сейчас здесь живет 8 человек; а еще недавно было 60.

Пятница. Неподалеку от San Zulian услышал на улице музыку, вроде бы Вивальди. Пошел в сторону усиления звука и выбрел к музею музыки. Оказалась выставка, посвященная Вивальди. Всё о его жизни, и целый день звучит его музыка. Дверь с улицы широко открыта. Десятки инструментов его времени. Он умер в 1741 г. в Вене, за 50 лет до Моцарта – в такой же бедности, как Моцарт, и похоронен в такой же (а может быть, даже в той же) братской могиле. А бывал временами и богат – и очень к этому стремился.

Оказывается, Венеция была в XVIII веке таким же туристическим местом, как и сегодня. Для аристократов всей Европы поездка в Венецию была чуть ли не обязательной. Эта публика создавала или губила репутации музыкантов и актеров. Венеция была полна музыки и театров – на всех углах. Мода повелевала. Всё должно было быть свежайшим. Музыка, написанная год назад, уже никого не интересовала. Вивальди был в этом отношении редчайшим исключением. Был честолюбив, капризен, любил деньги. Ради денег писал сотни (sic) мелодрам. Его сонаты – редко удававшийся уход от ярма повседневного изготовления мелодрам. И всё-таки не удержался на поверхности венецианской моды – пришлось уехать в Вену. Но там уже спрос на него всё падал и падал. (А начинал как священник. Но отказался от сана: не мог выдерживать долгих служб из-за слабого здоровья.)

Вечером на вокзал – и в Падую, к Розанне Бенаккьо.

Узнаю́, что накануне вечером в Падуе – и даже еще ýже: в основном в Розаннином квартале – прошел чудовищный, неимоверный град, до 10 см в диаметре. У всех машин, что стояли на улице, крыши и капоты как мятые простыни, стекла разбиты или выбиты. В клиниках раненые из тех, кто оказался в те десять минут на улице или рванулся закрывать открытые окна. У Розанны на балконе пластиковый стол; в нем сквозные пробоины – дыры такие, что проваливается бутылка. (Вот вам эффект перегретого моря, объяснил мне потом Магаротто: четыре месяца жары без единого дождя.)