Читаем Прогулки по Европе полностью

О, какая наивность! В первой гостинице мест нет. Во второй нет. В пятой нет. Мы делаем все большие круги, до вокзала уже далеко. После десяти гостиниц становится известно: в городе идет ежегодный съезд кардиологов, их съехалось 30 тысяч. Шансы, что осталось хоть одно место в гостинице, ничтожны. «Ищите в пригородах или лучше в каком-нибудь городке недалеко от Вены». К счастью, таксист упорен. У него появляется даже что-то вроде охотничьего азарта. Давайте, говорит, мы с вами дальше будем заходить в гостиницы по очереди – в одну я, в следующую вы. Так и делаем. Класса гостиниц уже не разбираем. В какой-то одной, как только я вошел, мне показалось, что я в парижской Опере или в Лувре. Но и здесь дама, похожая на директоршу концерна Диора, справившись по трем внутренним телефонам, с любезным выражением отчаяния на лице сообщила, что ни одного места нет. В одной из гостиниц мой таксист получил список телефонов ста не то двухсот гостиниц Вены. Начал методически вызванивать по мобильнику: «Grüß Gott! Mein Name ist Mijatowitsch, Taxi. Haben Sie vielleicht ein Zimmer?» И тут же конец разговора. «Wahnsinn!» – и он вычеркивает еще одну строчку в своем 200-строчном списке. Пятнадцать попыток, двадцать, тридцать… «Wahnsinn!» И вот на четвертом десятке: «Отель "Президент". Приезжайте». Надо ли говорить, что о цене уже даже нет разговора. Мчимся куда-то, бог весть куда, по адресу. Принимают! «You have a chance, sir. This is my last room». Смотрю на часы: мы проездили полтора часа. Прощаюсь с моим Миятовичем. «Вряд ли вы завтра сможете отсюда добраться до вокзала иначе как снова на такси. Можете вызвать меня и завтра, вот мой телефон». Вваливаюсь в номер и совершенно не успеваю оценить всю его невиданную роскошность – валюсь бревном.

Вторник 2-е. До крайнего предела, т. е. до 12 часов, прохлаждался в гостинице. Затем на такси (но всё же уже не на Миятовиче) на вокзал. Дорога длиннющая, так что становится ясно, сколь далеко нас занесло ночью. Дальше лотерея: когда теперь московский поезд?

Повезло безмерно: поезд есть уже сегодня! Объясняю кассиру, что моя вчерашняя плацкарта пропала по вине железной дороги, а не по моей. Ухмыляется и дает понять, что если мне не так уж хочется скорее попасть домой, то можно, конечно, начать эпопею по вырыванию компенсации; придется только немного пожить в Вене и походить по инстанциям. Урок усвоен – торопливо покупаю новую плацкарту.

Вещи в камеру хранения – и в город. Сперва, конечно, в Бельведер к Климту, благо от моего Южного вокзала его просто видно глазом. Отдых души после мусора Биеннале и падуанской выставки.

Выхожу – то дождичек, то лучик солнца. Холодно; и ветер, ветер. Эх, той жары бы! В городе многое узнаётся, хоть я и недолго всё это видел: вот Karlskirche (Borromei), вот Sezession, вот и Kunsthistorisches Museum – моя вторая порция крова над головой. Иду без колебаний прямо на второй этаж. Открываю первую же дверь – и как удар по глазам: целый зал Тициана. Смотрю на эти залы какими-то новыми глазами: мир молодости (моей), мир художников, которые еще не хотели мне показать каждым своим мазком, что мир омерзителен.

Везде перед картинами мягчайшие диваны, в которых утопаешь. А при картинах толково составленные пояснения, без всякого снобизма. Хотел было посидеть еще и в музейском кафе, и вдруг звонок: «Закрываем!»

На улице все так же неуютно. Добрался до района вокзала. Хорошо бы и поесть. Но в 7 часов вечера дневных кафе уже больше как-то нигде не видно, а в ресторан идти не хочется и думать. Пошел наугад по переулкам: авось что-нибудь всё-таки попадется. Попалось нечто маленькое и невзрачненькое. Внутри никого нет – ни посетителей, ни хозяев. Сажусь. Не сразу, но всё же выходит хозяйка. И после первой пары фраз вдруг говорит: «Pan rozmawia po polsku?» Все дальнейшее уже шло только по-польски – уж как сумел. Потом осознал, что в эту польскую забегаловку кроме поляков редко кто заглядывает – разве что как я, по ошибке. Заходившие ничего не заказывали, только обменивались кое-какими польскими фразами с появившимся наконец хозяином. Своим желанием поесть я, похоже, их тут несколько озадачил. Хозяйка надолго пропала; побежала в магазин купить продуктов, что ли, – думаю. Потом вдруг кричит из недр: «А не желает ли пан перед едой еще dobrej zupy?» И приносит огнедышащей куриной лапши (явно из ее собственного обеда). То-то славно после трех недель без супа!

Долго допытывалась, где и как я учил польский. Узнавши, наконец, что это профессия такая – языки, не скрыла пренебрежения: «А, так это что за наука – всё на одну только память! Вот физика, химия – то науки!» Напрасно мы думаем, что народный суд в наших делах не понимает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии