Розанна за ужином: «А что, вы теперь уже и мороженое имеете право есть?» (вспомнила, что раньше я ссылался на врачебный запрет). – «Да нет, – говорю, – просто я веду себя как человек на каникулах. Приехал, так сказать, на отдых на юг». – «На юг?!! Какой же у нас юг?! Мы север!» Совсем вылетело из головы, до какой степени убогой и непрестижной стороной света является юг в итальянском мироощущении.
Днем появляется Ремо – приехал из Тревизо. Идем с ним в кафе Pedrocchi. Бойкая красавица-официантка. Ремо ищет предлога с ней поговорить. Находит: пришла невеста в полном облачении. Pedrocchi здесь, видимо, вроде нашей кремлевской стены: ритуал требует появиться в этом сакральном месте в день свадьбы. Но с невестой какой-то господин, явно не жених: отец? шафер? Когда они, недолго повертевшись, ушли, Ремо подзывает официантку и допрашивает ее, в чем же дело, где же жених. Ни секунды не задумываясь, отвечает: «Да, наверно, они уже прямо на улице si sono separati (разошлись)».
Понравился здоровенный конь – да только он XVI века и стоит в этом зале независимо от выставок: убрать его трудненько, так и остался посреди груд авангардного искусства.
Вышел на балкон. Внизу на piazza delle Erbe у маленького кафе сидит аккордеонист – и на всю площадь разливается «На сопках Манчжурии».
Потом еще долго бродил. На термометре 33°, но такой адский ветер, что замерзал до дрожи, прятался в ниши. Собор, в который хотелось зайти бросить еще раз взгляд на святую Джустину, к сожалению, закрыт.
Вернулся к Розанне в 6 часов. И вот истинная широта ее души и способность понять темную душу другого: в этот час, когда НИКТО НЕ ЕСТ и это нормальному западному человеку даже вообразить невозможно, Розанна меня накормила!
Вечером идем с Розанной в гости к Луиджи Магаротто. Изумительный вид с балкона: после bora воздух чист и полностью открылась вся величественная панорама Альп на севере.
Много было речи о Новгороде. «Да, Россию все-таки Европа должна признать как родственную, – говорит Магаротто, – это не то, что, например, мусульмане-турки, которые в нашу цивилизацию все равно не впишутся».
В разговоре о детях Розанна сказала: «Мой Андреа говорит, что деньги его не интересуют». Тут уж Лиза, хозяйка, не выдержала: «О, вы дурно его воспитали! I soldi servono! (деньги полезны)».
Успеваю на вокзал на поезд 10.07 на Венецию. В газете размашистыми буквами: «Бора в 40 узлов уничтожила суда». По дороге и в самой Венеции чудо: вчерашние горы не исчезли, а стоят четкой темной стеной на севере. Лишь второй раз за 13 лет вижу горы над Венецией.
С вокзала перешел через мост и пошел вдоль Canal Grande к западу, к тому его повороту на север, откуда открываются горы. Но от многодневной венецианской жары не осталось и памяти – холодно и пронизывающий ветер. Пришлось вытащить из сумки ворох одежды. И тут начинается дождичек и чудо горной стены на севере растаивает, как будто его никогда и не было. Умело поставленный спектакль под названием «Каникулы кончились»: Венеция любезно устраивает так, чтобы покидать ее было не жалко.
В 13.40 отправление на Вену. Край Венеции, чуть размазанный легким дождичком, отплывает назад. Поезд поддает и дальше уже летит с огромной скоростью, почти без остановок. Пролетает Тревизо. И вдруг по радио: «Поезд дойдет только до Карнии. Дальше по атмосферным условиям движение нарушено. Пассажиров просим в Карнии перейти в автобусы». А у меня на пересадку в Вене 38 минут! Становится ясно, что шансы успеть на московский поезд близки к нулю. Облегчение лишь в том, что ни малейшей возможности что-нибудь изменить какими бы то ни было телодвижениями нет и можно продолжать спокойно сидеть и ехать дальше. Вот уже Удине и места прежних прогулок: Tricesimo, Tarcento, Artegna, Gemona, перевал Sant'Agnese, Venzone. Въезжаем в горы: Pontebba, Val di Resia, Carnia.