Как я потом узнал, та же самая бора, которая потопила суденышки в лагуне, разнесла линию электропередачи между Карнией и Тарвизио. Видимо, еще один эффект перегретого моря. Железнодорожники в Венеции, конечно, отлично знали, что поезд на Вену ни до какой Вены не дойдет. Но зачем же говорить неприятное пассажирам? Еще того гляди, начнут билеты сдавать.
С какими чудовищными чемоданами размером с комод путешествуют пожилые буржуазные дамы! Это советские знают, что в дороге у человека должно быть лишь столько чемоданов и узлов, сколько он может сам проволочь. Эти же живут в мире, где кругом сервис, так чего же! И вот вдруг совершенно советская ситуация: не только никакого сервиса, но и никакой информации. Крохотный вокзальчик. Никаких автобусов нет.
Как в России! А всё же не Россия: толпа не нервничает, спокойно стоит под крапающим дождиком и ветром. И люди не превращаются мгновенно в братьев по несчастью, не начинают с жаром разговаривать друг с другом в самоочевидной презумпции того, что любой, к кому ты обратишься, – такой же обманутый начальством и опасающийся всего самого худшего, как и ты. Напротив, на многих лицах написано: ничего особенного не происходит; со мной вообще ничего неправильного произойти не может. Дистанции между индивидами не уменьшаются. Каждый стоит себе в одиночку молча. От толпы не исходит ни гама, ни ропота, так что ее даже и толпой не назовешь.
Обратил внимание на то, как люди выходили с перрона через единственные вокзальные двери на привокзальную площадь. Образовалась гигантская очередь, длиной чуть ли не во весь перрон, но спокойная. И всё же нашлась какая-то дамочка, которая со своей сумкой на колесах проехала по свободной части перрона мимо всей очереди, притиснулась к самым дверям и вскоре-таки встряла в очередь и прошла. Ну вот, есть всё-таки среди них и такие, подумал я. А позднее, уже на вокзальной площади, дамочка снова попалась мне на глаза. Скучая в ожидании, она развернула газету и стала ее просматривать. Газета была русская.
Вдруг выкатились три роскошных австрийских автобуса с надписью «Служба перевозки железнодорожных пассажиров». Полтора часа езды до Виллаха по горным красотам. Надпись «Государственная граница» прошли, не снижая скорости. Зато надолго застряли на pedaggio (границе платного участка магистрали): наш водитель, везущий треть поезда людей, должен был рассчитаться с автоматом совершенно так же, как любой частный водитель-одиночка, а его карточку автомат признать почему-то не захотел – неукоснительно выплевывал ее (эдак раз пятнадцать), как ни старался водитель ее ему подсунуть то так, то эдак. Что водитель везет людей к поезду, автомату было совершенно наплевать. Стало ясно, что это вам не государственная граница, ее так просто не проедешь. Кончилось тем, что водитель высунулся из кабины и принялся орать дальним голосом – искать каких-нибудь живых людей в этом царстве автоматов. Долго ли, коротко ли, но какой-то живой человек все же объявился. Но и он тоже денег не взял, а вместо этого сказал какое-то секретное слово автомату, и тот в конце концов согласился.
Виллах. Изящный городок над рекой (кажется, Дравой). Быстро выяснилось, что автомат был прав, когда не верил водителю, что тот везет людей к поезду. Никакого специального поезда на Вену никто и не собирался подавать, а обычный – через полтора часа. Прибудет в Вену полдвенадцатого ночи, т. е. через два часа после того, как отправится московский вагон.
Ровно так и прибыли. Походил по вокзалу, надеясь хотя бы узнать, когда теперь будет снова вагон на Москву (этот вагон ходит не каждый день). Но куда там! Абсолютно все мертво и задраено. Иду на стоянку такси. К счастью, такси есть – ровно одно. «Не поможете ли мне найти гостиницу?» Садимся. Решаю говорить не по-немецки, а по-английски, чтобы затруднения с языком были у него, а не у меня. Ему-то ведь, в отличие от меня, эти затруднения совершенно не мешают достигать жизненных целей. «Хорошо бы поблизости от этого вокзала и не слишком дорого».