— А то я слепая. Она на физру новые трусы носит, ушила так, аж трещат. И вокруг Вадзи крутится, ах, Вадим Михалыч, ах, вы, наверное, тренируетесь целыми днями. А он…
— О! Смотри, на афише. «Интеграл» приезжает. У меня пластинка их есть. Пара песен такие классные, прям.
Ленка обиженно замолчала. Потом неохотно заинтересовалась, рассматривая метровые буквы, кривовато намазанные на холст с прилепленной в углу фотографией.
— А билеты дорогие? Может, сходим? Смотри, на фотке тут, солист, ничего такой, лапочка. Давай, Кирюша! И, правда, чего я со сплетнями всякими. Помнишь, как ты цветы понесла на сцену, ну этим, «Кыз-курум» или как их?
— «Ялла», — поправила Кира, — а песня «Учкудук».
— Точно! Ты значит, веник свой выперла, солист руки протянул, а ты хоба их — барабанщику.
— Я нечаянно. Я вообще не видела, куда иду, из-за веника как раз.
Угроза, нечаянно узнанная от Ленки, насчет влюбленности прекрасной Хельки Канапкиной, временно отошла на задний план, и девочки посмеялись, вспоминая концерт в блистающем бархатом Дворце Корабелов и свои приключения. Потом, знала, Кира, когда мама уйдет спать, и в квартире наступит ночь, можно будет впасть в печаль и страхи. Даже поплакать, от ясного понимания, куда ей, Кире обыкновенной, до прекрасной высокой Хельги с грудью, ногами и пышной короткой стрижкой. Девчонки шепчутся, что у нее уже был секс. Со взрослым парнем.
Когда ложилась спать, вернее, когда уже совсем засыпала, перебрав сперва все свои тайные сокровища — как помахал рукой, держа на поводке сильного пса, а еще, вчера на уроке почти прошел мимо, но остановился, и внимательно глядя, не на Киру, а на ее руки, взялся теплыми пальцами, выпрямляя ей плечи, кивнул, уже глядя вперед, на мальчишек (рядом с ним шла Хелька, рассказывая что-то, но Кира усилием воли ее из воспоминания прогнала), и еще этот рисунок, наполовину смешной, но такой похожий — Кира увидела вдруг не его лицо, как всегда загадывала, вот засну и пусть мне приснится, а женское, неподвижное, только следящее тайным взглядом из-под полуприкрытых век. Двух цветов, четко разделенных по центру лица, как африканские маски на фотографиях в толстой красивой книге, но не грубых — красный с охрой, а — глубокая бронза и непостижимый черный.
Карандаши, подумала засыпающая Кира. И заснула совсем.
Глава 16
На следующий день была пятница. Случилась внезапно, как в этом году случались с ней все пятницы, самые нехорошие дни в неделе. Потому что, уныло понимала Кира, переодеваясь в шумном закутке, полном фанерных полочек, старых скамеек и звонких голосов, завтра суббота, а за ней воскресенье. И хотя по субботам они учатся, но физры не будет и вообще у Вадима выходной, в понедельник, может быть, она сумеет увидеть его на перемене или во дворе, ну еще издалека на стадионе, но урок у девятого А только во вторник.
Все пятницы и вторники нынешнего года были посчитаны Кирой. Она понимала, их кажется много, но это лишь кажется, потому что недель в учебном году в семь раз меньше, чем дней, не успеешь оглянуться, настанет новый год, и да, еще ведь каникулы. Одни уже прошли, утаскивая с собой потерянные без него дни. Будут еще десять тягостных дней зимой, неделя весной. И — все. Потом он уйдет из школы.
Тайного счастья у Киры всего-то осталось пять с половиной месяцев. Так странно. Год такой длинный. А счастье в нем такое короткое, утекает сквозь пальцы водой.
— Василевская, патлы подбери, наступлю.
Кира дернула на плечо косу, выпрямилась от завязанных шнурков. Равнодушно посмотрела вслед гибкой спине, обтянутой красной футболкой. Под линией подола мерно покачивались бедра, маленькие и круглые, обрисованные черными трусиками, действительно, как и сказала Ленка, ушитыми вручную, даже нитки видны на боках, так плотно сидят. Солнце высветило тончайший пушок на линиях сильных ног, плеснуло ярким бликом по светло-русой стрижке, заливая ее солнечным медом.
Вот повернулась, покусывая накрашенные клубничным блеском полные губы, замахала рукой, тоже облитой солнцем из высокого окна под потолком. Свернула руку кренделем, подавая сестре. И обе, шагая в такт, клоня близко пышные стрижечки, прошли в спортзал, где уже мелькали, грохоча и бумкая, кричащие пацаны.
Кира почти и не смотрела. Если Ленка сказала, про Хельгу, значит, понимала она, нельзя показывать, что внимание к словам, жестам и поступкам стало пристальным. Не первый день Кира учится, знает, как любят девочки друг друга подколоть разоблачениями. Ой, смотрите, наша Ниночка вздыхает по Сашке! А-а-а, покраснела, покраснела! Правда, значит!