И совсем не смотреть или перестать разговаривать тоже нельзя. Да если бы Кира была такой же, как Хелька или Олька! Тогда — наплевать на догадки и подколочки. Потому что, разве может любой мужчина устоять, если такая девушка покажет — ты мне нравишься. Пусть даже он боится, что вылетит с работы. Но он улыбнется, отказываясь от внимания. Улыбнется. Не так, как мимоходом улыбается Кире, как любому из своих учеников. А по-другому. Я знаю, милая, скажет его прекрасная улыбка, но сама пойми, нельзя. Но я знаю, спасибо тебе.
За такую улыбку Вадима Кира отдала бы все.
Стоя в ряду девчонок, одинаково одетых в красные футболки и трикотажные черные трусики, Кира переминалась ногами в полукедах, и пока Вадим еще не вышел из каморки физрука, додумывала эту мысль. Отдать все. Так говорят, но на самом деле, это как? Что есть у Киры ценного, чтоб отдать? А не просто — возьми Боже, что мне негоже. И разговор не про всякие эти глупости типа ах, девичья невинность, да кому она нужна сейчас, тоже мне ценность. Такой как Вадим, эти невинности может брать по три штуки в день, стоит ему кивнуть. На дискотеке девчонки болтают о своих парнях и почти открыто говорят, насколько зашли отношения. Я с ним хожу, говорит подружка, и не уточняет, и так понятно, если ходит, значит, там все уже, или почти все. Значит, отдать свое все, это должно быть что-то другое. Свое. И — все. Такое, совсем отдельное, драгоценное, чего нет у других и быть не может. Чего, получается, и у Киры совершенно нет. Про это, наверное, и пишут в книжках, ах, спасти из горящего дома, например.
Кира представила, как она спасает Вадима из полыхания пожара, и фыркнула, радуясь, что может нормально улыбаться. Ленка топталась рядом, поводила плечиками, что-то сдавленно рассказывала про дурацкие лямки, гудела пчелой, позволяя кивать вместо ответов.
А потом все примолкли, становясь прямее. Он вышел в зал, прошел вдоль строя, от маленькой Тони Маканиной, мимо Ленки и Киры, к сестрам Канапкиным, что стояли первыми — самые высокие. И дальше, мимо Саньки Чутко, вечно шмыгающего бледным тонким носом, мимо пацанских коленок и расхристанных, тоже красных футболок, встал рядом с правофланговым — Васей Петрищевым, парнем высоким и толстым, флегматичным силачом-штангистом. Кире теперь правым глазом видна была фигура Вадима, одинакового роста с Васей, но не в черных сатиновых трусах, а в синих трениках с белой полосой по боку, и в белой же широкой футболке со шнурком свистка. Солнце позолотило короткие волосы, рисуя стриженые крупные завитки.
— Ну что, парни? Не страшно зады поморозить?
Голос гулко кинулся под высоким потолком. В ответ загомонили, смеясь. Вадим кивнул.
— Пять кругов по стадиону. Мне в окно вас видно, учтите. А барышни — марш на маты, сегодня для вас гимнастика. Отработаете мостик и полушпагат. Канапкина? Так, кого назначить, Оля, Хельга?
— Я не умею мостик, — капризно протянула Хельга, — Ва-адим Михайлович, вы мне покажете?
— Не умеешь? — весело удивился Вадим через головы пробегающих трусцой парней, — что ж ты за девочка, не умеешь мостика? Тогда вот тебе тетрадь, отмечай всех, кто сделает правильно, потом…
Он оглядел строй и кивнул.
— Потом Наташа с тобой позанимается. Нечего губу дуть, сама виновата, давно бы записалась уже на гимнастику в спортшколу. Так, мне нужно с документами поработать, двадцать минут вам на самостоятельное кувыркание, силы берегите, потом каждую проверю. Канапкина? Оля. Зайди ко мне.
Кира поверх Ленкиной старательной спины, уже изогнутой над мягким блестящим матом, видела разыгранную сестрами пантомиму. Оля пошла следом за физруком, показывая сестре язык и сильно покачивая бедрами, а Хельга надула губы и сделала вид, что рвет пополам истрепанную тетрадку.
Мне бы ее, эту тетрадь, думала Кира, придерживая пыхтящую Ленку, я бы в ней каждое слово исцеловала, что он писал.
Маленькая Тоня помахала руками, чтоб ей освободили мат, разбежалась и вдруг прошлась колесом, застыла на мгновение и, мягко падая навзничь, встала на мостик, выгнув худую спину и свешивая на мат черные прямые волосы. Под одобрительные возгласы напружинилась, рывком поднялась и встала прямо, раскидывая руки в финальном приветствии.
— Во дает, — восхитилась Ленка, держась за поясницу, — ну конечно, она три года уже в секции, на соревнования ездит. Куда нам, медвед
— Встань тут, — сказала Кира, — руки держи, на всякий случай.
Расставила ноги, крепко ставя резиновые подошвы. И молясь, чтоб не опозориться, плавно выгнулась, заводя за голову руки. Секунду падала, в панике думая, подломятся, свалюсь, как мешок. Встретила ладонями упругий мат и удержалась на согнутых локтях. Спохватившись, подала вверх пресс, прогибая спину. И выдохнув, села на задницу, сразу же вскакивая и поправляя косу.
— Молоток, — одобрила Ленка, — а я вот только со спины и могу, из положения лежа. В кровати по утрам тренируюсь. Все пружины уже растянула.