Лица у ребят тоже стали кислыми, и я заключил, что они пришли к тому же самому грустному выводу. Только из Зоиных глаз всё ещё не уходило выражение деловитости, потому что она соображала медленней всех. Словом, теперь только Зоя трудилась с полным вдохновением, таскала вещи одной рукой – в другой держала бутерброд с вареньем.
А остролицый так ничего и не понял. Он стоял у машины и, вместо того чтобы носить вещи, понукал нас, точно взаправдашний надсмотрщик.
– А ну, больше жизни!.. – покрикивал он. – Бедненький, у тебя ручонки устали? – спрашивал он своим вредным мурлыкающим голосом.
У меня даже появилось классовое чувство, я не сдержался и тихонько запел песню невольников из кинофильма «Человек-амфибия».
Наконец Зоя поняла, что скатилась в положение, в котором находятся все угнетённые труженики. Это открытие застигло её на полпути к подъезду, когда она тащила вешалку на пять персон. Зоя поставила вешалку на тротуар и хмуро объявила, что идёт домой.
Но в это время в очередной рейс к машине выкатился пожилой колобок. Он сказал заботливо:
– Ребятки, вы не очень-то переутомляйтесь. Кто устал, отдохните. В этом нет ничего зазорного. Очень даже прекрасно, когда рабочий человек отдыхает. И ещё не забывайте, что дома вас ждут родители. Вы и так уже здорово нам помогли. Вы хотите нам помочь от всего сердца, для нас это самое важное. А вещи рано или поздно, но всё равно будут дома!
Закончив свою речь, он подхватил на спину спущенный шофёром круглый обеденный стол и побежал с ним в дом, будто ёжик, несущий яблоко в норку.
Мы переглянулись и дружно подумали, что поступим просто неблагородно, если оставим его одного. Жена хлопотала внутри квартиры. А сын-бездельник в счёт не шёл.
И Зоя сказала первой:
– Вот я уже и отдохнула.
Она положила бутерброд на ближний подоконник и взялась за вешалку обеими руками.
Мы тоже засучили рукава. Нам только было немножко обидно оттого, что вроде бы всё получалось так, как хотел остролицый парень. Мы работали за него.
А он по-прежнему покрикивал на нас, когда отца не было на улице. Мы терпеливо сносили его понукания, решив между собой, что вот поможем новым жильцам вселиться в квартиру, и уж зато потом у нас не останется ничего общего с таким вредным человеком.
Но, увы, мы совершенно не знали остролицего. А он думал иначе.
На другой день меня отпустили гулять сразу с утра. Я вышел во двор, заглянул во все углы, но ребят ещё не было. Тогда я спустился в котельную и, не застав Базиля Тихоновича в каморке, вернулся во двор, сел на брёвна и стал терпеливо ждать, когда появится кто-нибудь из моих товарищей.
«Если это будет Феликс, то в субботу бабушка поведёт меня в театр, – сказал я себе, не сводя глаз с дверей чёрного хода. – Если первым выбежит Яша, значит бабушка даст мне деньги на новые краски. Ну а вдруг их опередит Зоя? Что будет тогда? – спросил я себя. – Ну, тогда школа пошлёт меня в командировку на Канарские острова за опытом!»
Мне очень хотелось посмотреть на острова с таким замечательным названием. Но я вряд ли туда попаду, если буду рассчитывать на Зою, потому что она ещё спит в такое время и ест во сне своё варенье. Так что я мог смело загадывать что угодно. Даже свой полёт на Луну.
Поэтому я вернулся к мечтам, которые всё же могли сбыться, и подумал, что лучше бы первым оказался Яша. Билеты в театр уже куплены, они надёжно лежат в бабушкиной шкатулке из ракушек, на которой написано «Привет из Ялты», а старые краски подходят к концу, вот-вот солдатики останутся без мундиров.
Я заинтересовал себя до невозможного, до того, что мне уже начали мерещиться голоса и шаги на чёрной лестнице. Дело в том, что на чёрной лестнице так гулко, что в любом конце двора слышно, что там происходит. Так вот, когда за дверью чёрного хода раздались в самом деле чьи-то шаги, я уже толком не мог сказать, явь ли это, или кажется опять.
А дверь скрипнула и стала медленно-медленно поворачиваться. Будто человек, открывающий её, боялся попасть в засаду. «Яша! – пронеслось в моей голове. – Он думает, что за дверью прячусь я. Ура, бабушка даст деньги на краски!»
Но мне пришлось разочароваться. Дверь распахнулась до отказа, и во двор вышел вчерашний остролицый паренёк.
Он поглядел по сторонам и направился в мою сторону. А я уже успел позабыть о нём, словно всё, что случилось вчера, было когда-то давным-давно.
– Это, значит, ты, – сказал остролицый вчерашним мурлыкающим голосом. – Тебя как зовут?
– Вася, – сказал я, не понимая, что от меня нужно человеку, который уже учится в девятом-десятом классе. Вещи-то, кажется, перенесли в квартиру все до одной!
– Я не об этом. Кличка какая у тебя? – спросил он, взбираясь на верхнее бревно.
– У меня нет клички, – ответил я с достоинством.
– Ничего. Сейчас сочиним, – сказал он, усаживаясь поудобней. – Только вот что: спустись пониже.
– Зачем? – спросил я.
– Ты не имеешь права сидеть на одном уровне со мной, понял?
– Нет, – чистосердечно признался я.
– И не поймёшь, – сказал остролицый презритель-но. – В общем, сядь на своё место. – И в его голосе послышались железные нотки.