Я выкатился из подъезда и, сразу же охватив окрестности дома орлиным взором, увидел грузовик, причаленный к тротуару. Над кузовом машины вздымались горы домашней утвари. Возле грузовика уже шныряли с видом заправских сыщиков Феликс и Зоя да прохаживался мужчина в кожаной куртке и яловых сапогах. Он пинал тяжёлым сапогом баллоны на колёсах грузовика, и это с головой выдавало в нём шофёра. Так что вздумай он прикинуться кем-нибудь ещё, мы бы его раскусили сразу.
Так вот, кроме шофёра и моих друзей, возле машины никого не было.
– А где же они? – спросил я у ребят шёпотом.
– Они, наверное, там, – так же шёпотом ответил Феликс и указал на двери подъезда.
– Ну и как они?
– Мы ещё сами их не видели. Они сразу туда ушли. Им, наверное, не терпелось переступить через порог! – громко сказала Зоя.
Она ещё до сих пор не научилась вести себя осторожно, сколько мы ни учили её этому. Просвещали её так и сяк, но Зоя оставалась не в ладах с гибкой тактикой и говорила всё, что у неё было в этот момент на уме, и непременно во весь голос.
Мы исподтишка посмотрели на шофёра, но тот не проявил ни малейшего интереса к тому, что сказала Зоя, и нам стало ясно, что он не их, а просто с ними. В общем, нейтральный человек.
Поэтому Феликс смело приблизился к шофёру и начал собирать информацию.
– А у этих, которых вы привезли, у них есть ребята? – спросил он напрямик.
– Есть. Один пацан, – ответил шофёр и показал тёмный от машинного масла палец.
– А он… – И тут Феликс застыл с открытым ртом.
Из подъезда вышел техник-смотритель, а за ним вереницей появились они.
Первым из них показался пожилой толстяк, похожий на колобок преклонного возраста. Он пыхтел и вытирал пот на лбу просторным, почти с полотенце, платком. Я видел Колумба только лишь на картинке и тем не менее отметил сразу, что этот человек не имеет ничего общего с великим открывателем Америки.
«Ладно, – сказал я себе покладисто. – Проживём как-нибудь и без Колумба. Зато у них есть ещё сын!»
За пожилым колобком выплыла худая высокая женщина, а за ней, кривляясь и пританцовывая, выскочил такой же длинный и тощий паренёк.
Мы подождали: не появится ли кто-нибудь ещё – и после короткой паузы, во время которой так никто и не появился, поняли, что долговязый и вертлявый паренёк и есть их сын.
Судя по виду, паренёк уже перешёл в девятый, а то и в десятый класс. А такие ребята обычно не обращали на нас, мелюзгу, никакого внимания. Словом, наши надежды обзавестись новым товарищем растаяли так же мгновенно, как тает снег из холодильника, когда его бросишь от бабушки тайком в кастрюлю с горячей водой.
Кроме того, мне не понравилось его острое хитрое лицо с утиным носом и тонкими, словно резиновыми, губами, которые то и дело растягивались в улыбку, будто он проверял их на прочность.
«Ха, улыбка! Разве это плохо?» – скажете вы. Но тут всё дело было в том, что губы у их сына растягивались только в одну сторону, и оттого улыбка у хитроумного паренька получалась ехидной.
– Ну, ещё раз поздравляю, приятного новоселья вам, – сказал между тем техник-смотритель нашим новым жильцам и ушёл по своим делам.
А пожилой колобок потёр энергично руки и бодро объявил, обращаясь ко всей улице:
– Ну-с, начнём!
Шофёр, словно только и ждал команды, поплевал на ладони, залез в кузов и подал вниз горшок с цветком.
– Дайте его мне! – потребовала худая женщина.
Она взяла горшок и торжественно понесла в дом.
– Ну-с, а теперь что-нибудь мне, – заявил толстяк, нетерпеливо притопывая ножками.
Шофёр спустил ему два стула, и пожилой колобок весело покатился с ними к подъезду.
И вот тут обнаружилось, что наши опасения насчёт того, что остролицый паренёк проявит к нам полное равнодушие, совершенно напрасны.
Шофёр протянул ему большую кастрюлю, но паренёк, вместо того чтобы принять её, приложил ладонь козырьком к глазам и начал внимательно рассматривать нас.
– О, да тут кто-то есть? – произнёс он, присвистнув. – Детки, что же вы смотрите? Или вам всё бы баклуши бить? – спросил он мурлыкающим голосом. – А ну, тунеядцы, живей за работу! – рявкнул он, положив руки на бёдра.
Мы бросились к грузовику, обгоняя друг друга. Это же сплошное удовольствие перетаскивать вещи людей, въезжающих в новую квартиру. Лично я не знаю более увлекательного занятия.
Мы толкались внизу у кузова, и шофёр грузовика еле успевал подавать вниз предметы. Я перехватил у Зои, не знавшей, как быть с бутербродом, скатанный коврик, прижал его к груди, и только тут до меня дошёл пренебрежительный тон, с которым обратился к нам остролицый. В моей голове даже промелькнула догадка, что, наверное, так в древние времена разговаривали хозяева со своими невольниками.
У меня сразу же упало настроение, и я понёс коврик в дом без всякого удовольствия.
Пожилой колобок бурно обрадовался нашей помощи. Он пожал каждому руку и назвался по имени-отчеству. Ещё час назад я бы или лопнул от гордости, или один перенёс все вещи новосёлов в дом. Но теперь драгоценное рукопожатие взрослого только сделало ещё более обидным рабство, в которое нас обратил его грубый и высокомерный сын.