Я проснулась, чувствуя заторможенность и боль, в незнакомой – но чрезвычайно удобной – кровати. Я ожидала другого. Падая, я сомневалась, что вообще когда-либо проснусь, поскольку, докатившись до подножия лестницы, почти наверняка сломаю себе шею. Самым оптимистическим моим ожиданием было пробуждение на носилках в карете «скорой помощи», обеспокоенный сотрудник которой станет уверять меня, что все будет хорошо. Но даже в самых смелых моих надеждах не фигурировала перина в комнате с высоким потолком, судя по всему, находящаяся в доме, который был построен в эпоху Регентства.
Дверь отворилась, и в спальню просунулось знакомое лицо.
– О, ты пришла в себя, – сказала леди Хардкасл. – Как чудесно. Как ты себя чувствуешь?
– Я чувствую себя слегка невменяемой, миледи, – прохрипела я. – И мне на удивление трудно шевелить левой ногой.
– Испытываемое тобой состояние прострации вызвано инъекциями морфия, которые тебе делали, чтобы притупить боль. Главный ее источник – это твоя нога, которой ты не можешь шевелить.
– Я свалилась с лестницы.
– Совершенно верно.
– После того, как споткнулась о кошку.
– Да, об имеющую лишний вес полосатую кошку, которая отзывается на имя Миссис Мерриуэзер.
– А нога?
– Я так и не узнала, как зовут твои ноги, дорогая. Ты дала им имена?
– Она сломана?
– Да, в двух местах. Отсюда и гипс, и неподвижность. Ты никогда ничего не делаешь наполовину.
– Меня учили всегда доводить дело до конца. Сколько времени я пробуду в таком виде?
– Доктор сказал, пять или шесть недель. Возможно, это тебя немного угомонит.
– Уверена, я справлюсь. Сколько времени я здесь нахожусь? Что произошло в доме Челленджер? Леди Бикл в порядке? А инспектор и мисс Коудл? И где золото?
Она рассмеялась.
– Ты лежишь здесь со вчерашнего вечера – сегодня еще только вторник. Джорджи Бикл в порядке, но жалуется на то, что от нее все еще несет керосином. Освободив Джорджи, я связала эту дрянь Челленджер, а потом сумела протелефонировать Симеону Гослингу. Поскольку инспектора не было, я понятия не имела, к кому еще можно обратиться, но Симеон поговорил с кем надо, и скоро на Челленджер надели наручники и увезли в тюрьму. Инспектор и Дина Коудл вернулись в город на автомоторе инспектора вчера вечером. После того, как тарарам в порту улегся, он смог протелефонировать в Брайдуэлл и поднять их на ноги. Поезд был остановлен в Чиппенхэме, где было подтверждено, что так называемое золото – это отнюдь не золото. Началось настоящее светопреставление, но золото так и не нашли.
– А как насчет Морфилда? Хинкли? Крейна?
– Инспектору хватило ума взять Крейна первым, и он раскололся сразу. Сдал всех остальных, включая начальника нашего инспектора – старшего суперинтенданта. Так что неудивительно, что он никак не мог получить разрешение на проведение более тщательного расследования этого дела. Всех причастных арестовали, включая старшего суперинтенданта.
– А как насчет Битти Челленджер? – спросила я. Ей предъявили обвинение в поджоге и убийстве Брукфилда? И что с Лиззи Уоррел?
– Крейн выложил все, что знал о причастности Челленджер. Похоже, она была очень одинокой и ожесточившейся женщиной, и такому змею, как Морфилд, умеющему манипулировать людьми, было нетрудно ее искусить. Уговорив ее шпионить за ЖСПС, он с легкостью смог подвести ее и к следующему шагу, особенно после того, как Брукфилд бросил ее ради Лиззи Уоррел. Он навел справки и выяснил, что несколько лет назад ее подозревали в поджоге. Она с готовностью похвасталась ему тем, что устроила не один пожар, когда он поинтересовался, не может ли она сделать для него одно важное дельце. Собственно говоря, она хвастается и сейчас. Она арестована, ей предъявлено обвинение, и ее дело будет рассмотрено во время весенней сессии суда присяжных, где она займет место Лиззи Уоррел. Саму Лиззи освободили нынче утром, и вечером она придет к Джорджи на ужин. Вообще-то явятся все, так что вечер получится еще тот.
– Мне нечего надеть, – сказала я.
– Вздор. Внизу есть вполне пригодный комбинезон. Я попрошу, чтобы его почистили и погладили.
– Вы слишком добры. Но все ли закончено?
– Более или менее, – ответила она. – Неизвестно, куда подевались Джеймс Стэнсбридж и двое его подручных. А также золото. Рабочая гипотеза заключается в том, что им удалось каким-то образом смыться с добычей, пока в порту царил кавардак. В общем, нас надули.
– Далеко… им… не уйти, – проговорила я, но прежде, чем я смогла выговорить что-то еще, меня одолел сон.
Проснувшись опять около пяти часов, я чувствовала себя уже куда лучше. Выбравшись из кровати, я сумела умыться свежей водой, заботливо налитой в кувшин, стоящий на рукомойнике. В ногах кровати даже лежало нарядное платье. Я надела его и посмотрела на себя в зеркало в полный рост.
Я уже собиралась позвонить в звонок для слуг, надеясь, что у камеристки леди Бикл найдутся иголка и нитка и я смогу ушить платье, когда раздался стук в дверь.
– У тебя приличный вид? – осведомилась леди Хардкасл.
– Входите, – ответила я. – Я уже одета.
Она отворила дверь.