Можно с уверенностью сказать, что весь пафос таких исследований, как анализ возможностей образования понятий автоматами, проведенный МасКау [106, стр. 306—325], как первые работы Kleene, посвященные изучению процессов, происходящих в нейронных сетях [106, стр. 15—67], как изучение возможностей синтеза на основе вероятностной логики надежных организмов из ненадежных компонентов, выполненное von Neumann [106, стр. 68—139]; таких теперь уже представляющихся отчасти устаревшими построений, как схемы «усилителя мыслительных способностей» Ashby [106, стр. 281—305] и машины «условной вероятности» Uttley [106, стр. 352—361] и т.д., заключался главным образом в том, чтобы понять избирательный характер реакций и проявления наиболее сложных форм интеграции как функцию определенной пространственно-временной структуры материальных процессов, чтобы связать идеи селекции и переработки возбуждений с закономерностями математической логики, представления которой могут быть выражены в виде электрических или идеализированных логических схем. В дальнейшем эта тенденция проникла уже непосредственно в учение о конкретных физиологических механизмах работы мозга, вынуждая многих исследователей затрачивать огромные усилия на анализ нейродинамических эффектов, наблюдаемых при определенном типе организации клеточных ансамблей.
Мы не можем сейчас задерживаться на деталях этого в высшей степени характерного для нашего времени направления мысли. Для нас важно сейчас только то, что во всех случаях, изучались ли заведомо искусственные нейронные схемы с жестко детерминированными связями (McCulloch и Pitts [106, стр. 362—384]) или с вероятностным характером детерминизма (Rapoport [228], Shimbel [245], Beurle [114]); анализировались ли нейронные сети, о которых можно было предполагать, что они более или менее близки по общему плану строения к формам ветвлений реальных (мозговых путей (Fessard [243, стр. 81—99], Scheibel, Scheihel [236]) или проводились исследования, основывающиеся на так называемых гистономическпх данных, т. е. на математически формулируемых закономерно- стих строения и взаимного расположения клеток в реальном нейропиле (Sholl [246], Bok [115], — во всех этих случаях конечная задача оставалась по существу одной и той же: понять особенности движения и переработки импульсных потоков, которые, завися от организации нервных путей, определяют в свою очередь более сложные формы нервной интеграции и приспособительное реагирование в целом. В своей общей форме эта задача была наиболее четко сформулирована недавно Fessard [243].
Мы видим, таким образом, что поставив вопрос о механизмах целенаправленного поведения, новое направление в нейрофизиологии, все более часто обозначаемое в литературе последних лет, как кибернетически ориентированная теория «биологического управления» или «биологического регулирования», заняло в отношении психологии очень своеобразную и противоречивую позицию. С одной стороны, оно широко использует, как известно, методы, фактические данные, терминологию и принципиальные установки психологического анализа, с другой же — не оставляет места для собственно психологических категорий, как факторов, которые регулируют исследуемые процессы. Эта тенденция была резко подчеркнута, например, Uttley в речи на тему о «Механизации процессов мышления» на заключительном заседании «междисциплинарной» конференции по самоорганизующимся системам, происходившей в 1959 г. в Миннесотском Университете и Массачусетском технологическом институте (США). Указав, что за последние 10 лет мы были свидетелями многочисленных попыток имитации и объяснения мышления на языке физических наук и что при этом выявляется ряд приемлемых для всех общих идей, Uttley далее добавляет: «Задача состоит в том, чтобы понять разнообразные функции мозга и тем самым понять самих себя. Вместо слова «разум» мы предпочитаем сегодня употреблять слово «мышление». Оно охватывает большое количество различных видов деятельности, пока еще мало изученных, но мы уже можем отважиться приступить к решению проблемы мышления...