Когда все эти довольно необычные для классической нейрофизиологии способы интерпретации нервных механизмов стали впервые проникать в учение о мозге, в некоторых работах были высказаны сомнения: не выявляется ли подобным подходом скорее «логика» (закономерности смены фаз) физиологического процесса, чем конкретные материальные механизмы последнего? Сторонники же более категорических и скептических формулировок добавляли, что все эти построения носят чисто вербальный и недоказуемый характер и потому вообще не могут рассматриваться как углубление знаний о реальной организации и реальных способах работы мозга.
В основе своей мысль о связи новых понятий с «логикой» физиологического процесса была правильной. Однако из нее отнюдь не вытекало заключение о бесплодности новых представлений, к которому склонялись критики. Ошибка последних была в том, что они недостаточно учитывали некоторые своеобразные особенности развития нейрофизиологических идей, которые отчетливо и для многих неожиданно выступили на переживаемом нами этапе.
Действительно, одной из наиболее, по-видимому, характерных и многими историческими факторами обусловленных черт современного развития нейрофизиологии является то, что последняя, как подчеркнул Н. А. Бернштейн, «...должна пройти через этап... логических дедукций... как через свою обязательную фазу. Мы уже не можем остановиться на пути, по которому начали идти фактически несколько десятков лет назад. Приняв экспериментальна обоснованное представление о коррекциях, мы несколько позже на основании прослеживания именно логики физиологического процесса оказались вынужденными прийти к представлению о "предвосхищении" результата действия, о необходимости существования... "моделей будущего"... и т.п. И лишь затем эти представления начали находить свое экспериментальное подтверждение. А сегодня, углубляя этот же методический подход, мы приходим к представлению о матричном характере выработки навыков, о существовании так называемых гипотез и т.п... Конечно, такой способ развития физиологической теории необычен для периода классических работ... Он отражает постепенное возрастание в физиологии роли чисто теоретических построений, свидетельствующее об углублении знаний. И он дает основание аналогизировать между ситуацией, постепенно зарождающейся в современной нейрофизиологии, и положением, которое возникло в XIX веке в физике,, в послефарадеевском периоде, когда благодаря работам Maxwell, Boltzmann, Planck и др. стал создаваться костяк теоретической физики как направления, претендующего на право самостоятельного прогнозирования физических закономерностей. Конечно, не случайно, что в современной нейрофизиологии, так же как в физике XIX века, это возрастание роли теории сопровождается математизацией основных представлений, все большим их переводом на язык количественных и точно соотносимых понятий» [14, стр. 52].
Мы привели эту длинную выдержку потому, что в ней подчеркнуты тенденции, во многом повлиявшие на всю современную постановку проблемы «бессознательного». Мы не хотели бы сейчас обсуждать вопрос о степени обоснованности п плодотворности этих тенденций[4]. В непосредственно интересующем нас сейчас аспекте важно обратить внимание лишь на одну специфическую особенность этого подхода, которая понимается многими его сторонниками как его важное преимущество: на создаваемую им возможность детерминистически объяснять формирование целесообразного, «разумного» поведения материальной системы (возникновение реакций адекватного выбора, избегания и т.п.), вопреки тому, что анализ остается замкнутым в рамках чисто физических, логико-математических и физиологических категорий, т.е. полностью исключает апелляцию к представлению о «сознании».