Повзрослев, стихов не писала, кроме нескольких исключений. Были просьбы, так сказать, социальные заказы. Мама один раз попросила написать в стихотворной форме поздравление её подруге. Мне пришлось порасспросить: какая она, чем занимается, что любит, как её называют близкие, и т. п. Получив информационную основу, я села за стол, положила перед собой чистый лист бумаги, ручку, иронизируя над собой: поэтесса нашлась. Но делать нечего, надо помочь. Перебрала разные варианты начала, какая-то строчка появилась в сознании, я её записала, а всё остальное подогнала под неё. Получилось вполне складно, мама осталась довольна.
В середине восьмидесятых моя подруга заканчивала институт, историко-английское отделение, одна из её одногруппниц была нашей общей приятельницей. У девочек были любимые преподаватели, самый пассионарный из них теперь занимает важное место в культурной жизни Санкт-Петербурга. Вот ему-то они и хотели написать что-нибудь этакое, чтобы он понял, как к нему относятся, чтобы выделиться, а у них ничего не получалось. Были мы в гостях у моей подруги, сидели на диване, смеялись, тут я взяла бумагу, ручку, села в сторонке, а минут через десять отдала им листок со стихотворением:
Вы мужской красы носитель,
Наш коварный искуситель!
Кто умно-насмешлив так,
Кто так зло-велеречив,
Плод сомнения вкусив?
Беспощадный острослов,
Покоритель дум и снов, —
Вы наш общий женский враг.
Но посмóтрите вокруг,
Всем нам улыбнётесь мило,
Так, чтоб кровь сильней забила,
И растает сердца хлад,
Уловив ваш тёплый взгляд, —
Вы наш общий женский друг.
Вы прекрасный идеал,
Нам дарованный случайно:
В гармоничном сочетанье
Сплав души и тела дан.
Но влачатся наши дни
Без вниманья и надежды,
Все мечтанья безнадежны:
Много нас, а вы один.
И не смеем докучать
Вам записками своими.
Хоть страдаем от любви мы,
Но должны о том молчать.
Среди сотен тысяч лиц
Нам своё всего дороже —
Не любить его не можем.
Но чего достиг Нарцисс?
Девчонки завизжали от восторга, а на следующий день подбросили преподавателю аккуратно переписанные стихи так, чтобы это он заметил. Тот прочитал, усмехнулся и сказал им: «А ведь это не вы написали, правда?» Интересно, как он догадался?
Простите, я отвлеклась от своей пенсионной темы. Когда пятидесятипятилетний возраст настиг меня, уже не было прежней уверенности в том, что хватит сил и здоровья прожить без помощи государства, но всё ещё были переживания по поводу перехода в эту малоприятную, как я тогда думала, категорию. И как люди смеются у «бездны мрачной на краю», чтобы победить страх смерти, так и творчество помогает изжить боязни, комплексы, тревоги или хотя бы смириться с ними, сжиться, сначала художественно, а потом и реально. Пусть слово «творчество» звучит слишком помпезно в сравнении с моими стишатами, но я его оставлю. Раз сама придумала, сотворила, значит, уж какое ни есть, а всё творчество.
Вот она, моя «Песнь о пенсии»:
Раньше слово «пенсия» так меня пугало…
Прожила полвека я, только всё мне мало.
Вот уже за пятьдесят, а я всё порхаю,
Молодой прикидываюсь и стыда не знаю.
Год назад казалось мне: пенсия для слабых,
Кто застрял навеки на жизненных ухабах.
Ну а я-то сильная, лошадь ломовая,
Пахать я буду дó смерти, устали не зная.
Откажусь от пенсии – покажу характер.
Пусть продлится молодость, пусть хотя бы нá людях.
Но в последний год меня как-то подкосило:
И здоровье уж не то, и иссякли силы.
Зарабатывать на жизнь с каждым днём сложнее,
И, как ящерка зимой, что-то цепенею.
Чаще хочется лежать, на работу не бежать,
Углубляться лишь в себя и о прошлом вспоминать.
И теперь уж ПЕНСИЯ зазвучала ПЕСНЕЮ,
Песенкой-чудесенкой, песенкой прелестною.
Деньги с неба падают – пусть капелькой, не ливнями —
Но это ж чудо чудное, но это ж диво дивное.
«Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею».
Некрасов современный, ты у меня спроси:
«Кому живётся весело, вольготно на Руси?»
И я тебе отвечу, пиит мой дорогой, —
Лучше всех – пенсионеру, пока ещё живой.
Шатурские пенсионеры были в основном очень активны: рыбачили, охотились, работали на своих огородах, нянчились с внуками, осаждали кабинеты городской поликлиники, занимали почти все места в общественном транспорте, отправляясь по своим делам. Конечно, были и такие, что часами сидели на лавочках около дома, зорким глазом всех и всё замечая и между собой обсуждая. Обычно эти пересуды были тихими, но иногда какая-нибудь бойкая старушка кричала так, что ей позавидовал бы громкоговоритель: «Лёшка, куды пошёл? Да твою же мать!» Я дивилась лужёным глоткам, так как с голосовыми связками у меня давно проблема, иммунитет слабый, горло постоянно болит, холодного стараюсь не есть, не пить, на улице не говорить, разве только в жару, и потому, когда вижу людей, зимой спокойно едящих на улице мороженое и общающихся на морозе и ветру, удивляюсь и по-доброму завидую: «Дал же Бог здоровье…»