Возвращаюсь к становлению личности Рыси. Прошло два месяца, как мы взяли уличного котёнка. Сначала девочка всего боялась, тихо лежала на коврике, свернувшись комочком. Но вскоре осмелела, стала всё осматривать и обнюхивать. С тех пор исследовательский азарт только рос, тем более что у кошки увеличились физические возможности: она стала высоко прыгать, быстро бегать, её сильные лапы передвигали довольно тяжёлые вещи. Притом бестия оказалась умной и упрямой, как тысяча чертей. Научилась воровать помады из моей косметички и катать их по полу, изгрызла кучу бумаг (хорошо, что документы вовремя спрятали), рулоны туалетной бумаги рвались в клочья, которые разбрасывались по полу.
Нахалка осмелела, поняла, что нас можно не бояться, и стала вытворять разные фóкусы-пóкусы и фокýсы-покýсы: прыгала на стол и плиту, залезала в раковины и ванну, совала морду в наши тарелки во время еды, мелкие предметы типа ножей-вилок сбивала и раскидывала. Была удобная (для меня как хозяйки) открытая нижняя полочка в кухонном шкафчике, куда я положила прихватки для кастрюль и коробочки с часто используемыми лекарствами. Но Рыся-мурыся решила отвоевать это пространство: она запрыгивала туда, как-то умащивалась, благо осталась тоненькой и гибкой, несмотря на аппетит, и начинала тихонько скидывать одну вещь за другой. Во избежание худшего пришлось полочку освободить для кошечки. На, Рысенька, возьми себе, деточка.
Мы пытались её воспитывать, но толку было мало. Хотя осуждающую интонацию все кошки понимают хорошо, наша девочка всё равно демонстративно пакостила, пока ей не надоедало. Она могла подряд два-три часа носиться, как угорелая, всё сметая на своём пути. От такой наглости просто дух захватывало. Наш папа Володя только укоризненно приговаривал: «Де-е-евочка…« А девочка смотрела на него жёлто-зелёными глазами и продолжала делать своё чёрное дело. Дочка даже прозвище для неё новое придумала – Твариванна. По аналогии с Мариванной.
А тем временем в Шатуру пришла зима. В сравнении с сибирской это, конечно, не зима, а так, безделица: температура то держится около нуля, то небольшая минусовая. Настоящих морозов практически не было, хотя ветер дул сильный, выдувал всё насквозь. Например, дорога к магазинам сделалась до того скользкой, что мы еле ковыляли по ней, как коровы по льду. Это и был лёд, хороший, твёрдый, застывший волнами и буграми, так что идти по нему было очень неудобно. Но в конце января и в начале февраля несколько дней был обильный снегопад. Когда теплело, снег на деревьях начинал таять, потом подмораживало, влажный снег превращался в лёд, и ветки склонялись под его тяжестью, ломались, гнулись до земли.
А наша киса сидела дома, в тепле. Мы ещё не решили её участь: быть ей свободной или сидеть взаперти. Но воспоминания о Персивале, который тринадцать с половиной лет просидел в квартире, а улицу видел только в окно, не давали покоя. По крайней мере, мне, и я твердила своим: пусть все животные будут свободными, пусть сами выбирают свою судьбу.
Надо сказать, я долгое время преподавала (и в школе, и в вузах), а потому уже лет тридцать считаю себя неплохим педагогом и, следовательно, воспитателем человеческих душ, потому что преподавать русский язык и особенно литературу нельзя без эмоций, сопереживания, сопричастности тому, о чём говоришь. Успехи моих разновозрастных учеников и их личностный рост вроде бы подтверждают мою самоуверенность. Но… Судьба дала понять: не задирай нос, будь скромнее.
Когда дочь спасла котёнка от мороза и голода, мне пришла в голову мысль: я снова могу проявить свои незаурядные способности по воспитанию – кошек в том числе. У нас уже было три кота, и все выросли замечательными личностями с незаурядными характерами, причём нам удавалось привить им чистоплотность, аккуратность и вежливость. Коты знали, что можно и что нельзя, и вели себя в рамках приличий. Конечно, воздействие на них оказывал каждый член нашей семьи, но ведь именно я великий воспитатель. Ха-ха. Боженьке было явно очень смешно, когда он услышал мои мысли.
Поэтому наша кошка оказалась исключением из этого «правила». Она стала нарушать все запреты и делала это демонстративно, нагло, повторяя одно и то же на наших глазах. Например, мы сидим за столом, кошка сыта, с ней играли, ей полагается лечь и отдыхать, но она вскакивает на стол и несётся по нему, сбивая всё, что можно, на своём пути. «Кыш! Нельзя». Ха-ха! Кошка уже спрыгнула на пол, обежала стол и с другой стороны снова скок-поскок, по столу марш-бросок. Никакие наказания в виде выговоров, снимания со стола за шкирку и водворения в «карцер» не действовали.