Время от времени какой-нибудь барак поджигали, тогда приезжала пожарная машина, долго тушила огонь, набирая воду из местного водоёма, так что в домах вода переставала течь. Пока мы там жили два года, бараки горели, если мне не изменяет память, четыре раза. Когда это произошло впервые, мы были ошеломлены: тёплый осенний поздний вечер, уже совсем темно, вдруг сильный шум, треск, будто при салюте, и тьма осветилась огненными сполохами. Мы с Володей гуляли около нашего дома, потом прислушивались, сразу не поняв, в чём дело, и только разраставшееся зарево разрешило загадку: метрах в трёхстах от нас горел барак, закрытый другими зданиями. Жёлто-красное пламя поднималось всё выше, дерево трещало всё громче, пальба стояла такая, что жители, несмотря на поздний час, вышли из домов и смотрели на красивое, но зловещее зрелище. Вскоре приехала полиция, пожарные, пламя потушили, но сильный запах гари стоял ещё несколько дней.
После этого случая мы стали пристальнее смотреть по сторонам и заметили несколько полуобгоревших бараков. Местные жители подтвердили: да, поджигают. Кто? Да бог его знает. Мы недоумевали, почему городские власти не предпримут каких-то решительных действий, ведь логично же снести ненужные развалины. Мне даже было страшно за тех людей, что остались жить в деревянных бараках: а что если их тоже подожгут? Но горели лишь брошенные дома. Там, правда, были свои жители – бродячие кошки со своими выводками. Одно такое семейство мы кормили около года и с удовольствием наблюдали, как малявки растут, становятся больше мамы-кошки, но всё равно держатся вместе, дружно выбегая поесть то, что мы им приносили, – обрезки мяса, сухой и влажный корм. Эти не пострадали, но другие… Хотя, зная чутьё и осторожность кошек, верю, что взрослые точно спаслись из огненных ловушек, но вот малыши…
Кошек в Шатуре было так много, что мы в своём семейном кругу называли город кошачьим царством. Они были на улицах, на остановках общественного транспорта, у магазинов, в парках – везде, причём чувствовали себя как дома, ходили спокойно, медленно, сидели порой посередине тротуара, смотрели на людей, которые их и не замечали: так привычна была эта картина. Сия местная особенность нам очень нравилась. Мы разглядывали всех кошек и обменивались впечатлениями:
– Какие дети!
– Смотри, чисто белый. Вот красавец!
– О, сидит прямо на дороге, обходите меня, добрые люди.
– А этот на дерево залез, хорошо ему там, наверное. Кс-кс!
– Как тут много рыжих котов! И чисто рыжих, и с белыми пятнами.
– Ага, и чёрные есть, и серые, и трёхцветные – весь комплект!
Кроме кошек, в городе хватало живности: бегали ничейные собаки, тучами летали вороны, парами-тройками появлялись сороки, маленькими стайками шныряли воробьи, и, конечно, паслись голуби.
Отношение к последним у нас с годами поменялось: одно время в Москве папа Володя называл их летающими крысами и смотрел на них презрительно, мы с дочерью были к ним равнодушны. Но потом стали жалеть их и подкармливать. Может, это началось с того, как один больной голубь зашёл в наш подъезд, дверь которого кто-то из предприимчивых жильцов московского дома всё время подпирал куском кирпича, чтобы она не закрывалась. Дело было летом, тепло, хорошо, а тут голубь сидит у входной двери, голова набок. Дочка увидела его и пожалела, стала спрашивать, что можно для него сделать. Пришлось вынести ему воды и хлебных крошек, но голубь есть и пить не стал. Дальнейшая судьба его мне неизвестна. Может, оклемался, бедняга. Может, у него был солнечный удар, и в тенёчке стало лучше. Но, боюсь, его кто-нибудь съел, или прогнал, или добил – это у нас запросто.
Недалеко от московского дома, метрах в пятидесяти, стояли разные мусорные баки, а на проводах над ними постоянно сидели голуби. Кучковались они и на крышах ближайших домов. Заметив остановившегося человека, особенно женщину, шарившую у себя в пакете или сумке, они заинтересованно настораживались, высматривая, не еда ли к ним пришла, а самые нетерпеливые подлетали посмотреть. Это было забавно. Увидев в магазине дешёвые очищенные семечки, я купила их, и мы с дочерью ради эксперимента пошли к помойке кормить голубей. Это был триумф! Семечки, видимо, такой голубиный деликатес, что они рады топтаться по ногам того, кто сыплет эту манну небесную.
В очередной раз в магической силе очищенных семечек мы убедились в Шатуре, когда долго ждали на автостанции какой-то автобус. Снова было лето, жара, мы прятались в тени, голубей почти не было видно, но вот старушка, сидевшая на лавочке, что-то бросила на землю, и к ней сразу подлетело несколько птиц. Они клевали крупу и были рады даже такому скромному дару. Мы с дочерью переглянулись и пошли в ближайший магазин за семечками. Купили целый большой кулёк (там золотое семя продавалось на развес из мешка) и, довольные собой, пошли на автостанцию. Голубей не было видно, мы огорчились. Но они сидели на крышах, на деревьях и многое подмечали.