Недели и месяцы, проведённые на летних каникулах в Заречном, были счастливым временем. Там была и рыбалка, и походы в лес по ягоды и грибы, и общественная баня с тазами и мочалками, и пекарня с удивительно вкусным ноздреватым хлебом, и больница, где мама родила мою младшую сестрёнку, и детский сад, где бабушка Аня распевала с малышами нехитрую добрую песенку: «По малинку в сад пойдём, в сад пойдём, в сад пойдём и малинку соберём, соберём, соберём…» Но больше всего мне запомнилось, как я читала «Вокруг света» и грызла вяленых чебаков и подъязков, лёжа на животе на тёплом полу за печкой в деревянном доме бабушки с дедушкой. От солёной рыбы губы пересыхали, начинали как будто натягиваться и ныть, но отказаться от пиршества тела и духа я не могла.
Какие-то каникулы потребовались мне и теперь, после окончания аспирантуры: хотелось отвлечься, отдохнуть от трёхлетнего напряжённого периода, полного тревог и страхов, поэтому, как только появлялась денежка, я покупала очередной фантастический роман или сборник рассказов в яркой обложке и жадно читала. Не всегда это было так уж интересно, хотелось новых идей, яркого стиля, художественных открытий, а получалось по-разному.
Стеллажи с книгами стояли на полу, так что нижние полки быстро пылились. Пока с нами был Макс, он время от времени метил все углы в квартире, порой давая струю и по книгам. Какой это был стойкий запах… Правда, мне удавалось кое-как оттереть метки ваткой с одеколоном, потом они опять обновлялись. Питер, спасибо ему, такого себе не позволял. Он вообще вёл себя деликатно, только со шторами не церемонился.
Терпения и жизнелюбия ему было не занимать. Когда мы подобрали котёнка, я даже боялась, что он умрёт у нас на глазах от истощения – так он был худ и слаб, так сильно торчали его рёбра, а шерсть была словно побита молью. Уши казались огромными на голове со впалыми щеками и острыми скулами. У Питера были глисты, клещи и блохи, они его дружно доедали, когда котёнок был найден Володей. Уши внутри были почти так же черны, как снаружи, их пришлось долго и упорно чистить, капать туда лекарство и снова чистить. Бедный Питер всё терпел.
Его можно было схватить, зажать, держать – он только попискивал иногда. Характер у него был явно мягче, чем у Макса. Вот от того я раз даже серьёзно пострадала.
Это было, когда мы ещё водили кота на поводке в попонке. Как-то зимой ходили мы в гости к тёте Але, вернулись уже довольно поздно. У Володи разболелась голова, видимо, от палёной водки, он лежал и мучился, таблетки не помогали. Я-то не пила, поэтому чувствовала себя нормально, вот мне и пришлось выводить Макса на прогулку, хотя в такое время я раньше оставалась дома. Ну, ладно. Надела я на кота попонку, вышли мы с ним из подъезда – он сразу почуял кого-то в подвале и бросился туда. Оказалось, там сидел уличный кот, и началась драка. Макс был уже крупным и сильным, но драться ему мешала сбруя. Я понимала, что сейчас моего любимца побьют, однако отпустить поводок не могла. Просто стоять и ждать, чем дело кончится, было выше моих сил, эмоции переполняли, я вскрикивала, что-то восклицала, коты ревели и дрались. Боже, что делать? Как помочь Максу? И я сдуру решила их разнять…
Сунула правую руку в этот клубок ярости, и тут Макс повернулся и укусил меня за запястье. Он был в бешенстве, что ему помешали, и держал мою руку в своей пасти. Мне было очень больно, но ещё сильнее было недоумение, горькое изумление: как же так, почему мой питомец меня же кусает? Макс разжал челюсти, перехватил руку чуть выше и укусил второй раз. Я только кричала: «Макс! Макс!» Правая рука повисла, как плеть. Левой, более слабой, рукой я с большим трудом оттащила кота от подвала. Не знаю, как я смогла открыть дверь подъезда и дверь в квартиру. Корчась от боли, завела кота домой. Я даже не подозревала, что могу испытывать такую сильную боль. В одежде легла на кровать рядом с Володей, объяснив сквозь слёзы, что случилось. И всю ночь мы промучились: муж отравился, его рвало, было так плохо, что он лежал в поту на полу, а я не могла уснуть из-за руки, которую разрывало на части и тянуло во все стороны.
Утром Володе стало легче, а я пошла в поликлинику на приём к хирургу. Мне сделали перевязку, назначили инъекции антибиотика, предварительно расспросив, кто это и что это. Когда врач узнал, что меня укусил собственный кот, он с живым интересом спросил: «И что вы с ним сделали?» – «Ничего не сделала, – ответила я, – это же мой кот, я его люблю». Хирург был разочарован. А какого ответа он ожидал?
Раны затянулись быстро, остались только небольшие рубцы, но кисть перестала сгибаться, пальцы почти не двигались. Полгода мне пришлось разрабатывать руку, делать болезненные упражнения. Всё это время рабочей была левая рука, писать ею я не могла. Хорошо, что у нас была пишущая машинка: я на ней печатала лекции указательным и средним пальцами левой руки. Но на Макса не сердилась: сама виновата, нечего было к котам лезть. И сейчас, когда правая кисть у меня щёлкает, начинает ныть, я вспоминаю: это Максик!