Наконец выход был найден. Володя в разговоре с каким-то сотрудником пединститута поделился своей болью за кота, тот посочувствовал и сказал, что он живёт в своём доме, любит кошек, может взять и нашего кота, раз такое дело. Я не хотела отдавать Питера, но понимала, что на свободе ему будет лучше. Опасаясь, что кот не приживётся, просила Володю навещать его. Муж покупал какую-то еду (кажется, тогда уже появился кошачий корм), вёз её для Питера, видел, как тот бегает и во дворе, и дома по половикам с похожей на него кошечкой, и понимал, что коту в этом доме хорошо. Поездок было не больше трёх, потом Володя перестал инспектировать новых хозяев, понимая, что это не слишком красиво. Остался полароидный снимок – вид сверху на нашего кота и его подругу, идущих гуськом по домашнему самотканому коврику.
Так закончились страдания Питера.
Глава шестая. Персиваль Прекрасный
Когда дочери исполнился год, мы снова переехали в общежитие. Её здоровье уже не внушало опасений. По крайней мере, исчез страх потерять её. Целый год я была сама не своя, даже боялась засыпать: мне казалось, что, пока я сплю, ребёнок умрёт. Вычитала у доктора Спока, что один из тысячи младенцев тихо умирает во сне по неизвестным причинам, и это стало сводить меня с ума. Я даже днём подходила к кроватке дочери, и, если она очень тихо спала, так что не было видно движений глаз и не слышно дыхания, я пугалась и начинала её тормошить.
Кто-то из врачей сказал, что год – это особый возраст, определённый рубеж, которого надо достичь, и тогда можно уже не волноваться за здоровье ребёнка: дескать, доживёт до года, значит, будет жить. Поэтому мы так ждали этой важной даты.
Но на что жить втроём, если наши зарплаты не увеличились?
К этому времени Ринат переехал в Сургут и звал с собой Володю: дескать, на Севере денег куры не клюют, перспективы и всё такое прочее. На семейном совете решили: муж едет один в Сургут, пробует устроиться в местный вуз, а там видно будет. Володя уехал и стал работать в Сургуте на полставки преподавателем латинского языка, за это ему платили в два раза больше, чем за ставку в Тобольске. Больше часов не было, но и это пока нас очень выручало. Большую часть своей зарплаты муж пересылал мне, чтобы нам с доченькой было на что жить.
Так прошло полгода. Без папы было не очень-то весело, мы скучали по нему и ждали, когда он приедет. Однажды раздался стук в дверь. Я открыла – стоит мальчик лет десяти. Спросила, что ему нужно, а он: «Дайте что-нибудь поесть, пожалуйста». Я опешила. Как раз был сварен куриный суп, целая кастрюля, от которой шёл вкусный пар. «Заходи, – говорю ему, – у меня есть суп, поешь». Мальчишка мнётся: «Да я не один». – «А сколько вас?» – «Четверо».
Я растерялась. В квартире только мы с малышкой, которая недавно научилась ходить, а тут четверо неизвестных мальчиков. Но колебалась я только секунду: сердце всё решило за меня. «Заходите все!» – и дверь широко распахнулась. В прихожей топтались мальчишки, они были смущены, растеряны, плохо одеты. Мне, наверное, надо было бы стать многодетной матерью, да Бог только одного ребёнка дал.
Ребята сняли куртки, обувь, от которой сразу натекли лужицы, в мокрых носках прошли на кухню. Весь суп был разлит в четыре тарелки, хлеб нарезан горкой, мальчишки сели и дружно застучали ложками. Моя дочка была немного напугана и собиралась уже заплакать, но я взяла её на руки и стала говорить успокаивающим голосом: «Ты что, моя девочка? Посмотри, какие мальчики хорошие, какие славные!» Не знаю, кто сильнее нуждался в увещевании, честное слово.
Суп был съеден, по лицам мальчишек я видела, как они довольны. Я стала их осторожно расспрашивать, чтобы не обидеть, и услышала, что у них дома плохо, родители пьют, есть нечего. Обувь у всех дырявая, одежда не по сезону, на улице холодно, и, чтобы не замёрзнуть, они прячутся где-то в теплотрассе и в других укромных уголках, пережидают до темноты, а потом идут домой ночевать. В школу то ходят, то не ходят.
Я слушала откровения этих детей и переживала: как же так? Почему в конце двадцатого века у нас снова появились беспризорники? Так жаль было мальчишек. А чем им помочь? Тут один робко спросил: «Может, у вас носки ненужные есть? А то у меня совсем плохие». Я обрадовалась, что могу ещё что-то сделать, стала искать и нашла несколько своих уже неновых носков, но их ещё можно было надевать. Все носки были разобраны, ребята тут же их надели, стали натягивать куртки. У двери тот мальчик, что зашёл первым, спросил: «А можно нам иногда приходить к вам?» Я сказала: «Каждый день нельзя. Видишь, у меня маленький ребёнок, а денег мало. Я просто не смогу вас прокормить». – «Ну хоть раз в две недели?» – «Конечно, можно, приходите». И они ушли.
Больше я их не видела.