Притяжение звезд

– Да ты не поверишь, какие ошибки я до сих пор делаю, – с горечью сказала она. – Когда считаю сдачу, когда читаю вывески и езжу на трамваях, я вечно теряюсь на улицах… Вот шляпку потеряла.

– Просто ты оказалась в незнакомом месте, – пыталась я ее утешить. – Ты умная и смелая.

При этих словах Брайди просияла.

– Сестра Пауэр?

В нас чуть не врезалась доктор Линн, поднимавшаяся по лестнице из подвала.

– Я понимаю, что прошу слишком много, но не помогли бы вы мне с миссис Нунен?

Я заморгала, не понимая, что же теперь еще можно сделать для Айты Нунен.

– С пэ-эм.

Ага, обтекаемая аббревиатура, обозначающая post mortem – посмертное вскрытие.

– О, конечно, доктор!

Честно говоря, я бы предпочла пойти домой, но не могла ей отказать.

Рыжеволосая голова Брайди уже исчезла в толчее. Мне было досадно, что врач так бесцеремонно прервала нашу беседу.

Я последовала за ней по лестнице.

– Это надо обязательно сделать сегодня, – пояснила она, – потому что завтра рано утром тело отдадут мужу.

Родственникам усопших редко рассказывали о результатах аутопсии, им было трудно понять, отчего для медицины так важно, что мы с готовностью кромсаем тела их любимых.

Но потом мне пришло в голову, что у меня могут быть серьезные неприятности.

– Вы же не сомневаетесь в причине смерти миссис Нунен?

– Нет-нет, – заверила меня врач. – С самого сначала эпидемии я пытаюсь воспользоваться любой возможностью проводить вскрытия больных инфлюэнцей, особенно беременных.

Мне повезло встретить настоящего ученого; а так я бы уже сейчас готовилась ко сну. Энтузиазм доктора Линн произвел на меня сильное впечатление, учитывая, что она, если верить сплетням, жила, постоянно опасаясь ареста; как же ей удавалось оставаться над бурным морем личных невзгод и сосредоточиться на общественном благе?

В морге никого не было. Мне приходилось уже бывать в его белой прохладе, но я еще никогда не видела здесь такого призрачного обилия гробов. У каждой стены гробы стояли штабелями – по шесть друг на дружке, точно поленница. Интересно, как санитары морга разбираются, где чей гроб, – может быть, карандашом пишут на стенках фамилии?

– Как их много!

Доктор Линн пробормотала:

– Да это еще мало. На кладбище гробы громоздятся сотнями, дожидаясь очереди для погребения. Я считаю, они представляют опасность для живых. Вот немцы – невероятно практичная нация: они кремируют своих покойников.

– Правда?

– Это может шокировать, но сами понимаете, fas est ab hoste doceri[21].

Я не отреагировала, поэтому, глядя на мое непонимающее лицо, она перевела:

– Учись даже у врагов. Я не удивлюсь, если выяснится, что причиной этого гриппа стали миазмы гниения, распространяемые над полями сражений…

Я последовала за ней в прозекторскую, в центре которой стоял сияющий, как алтарь в храме, стол: белый фаянс со сливным отверстием в середине, к которому сбегали глубокие желобки, похожие на прожилки листа. Я сложила свои вещи на стул, а доктор Линн подкатила к столу одну из тележек и сняла простыню.

Айта Нунен, чья кожа за несколько часов стала серой. Ее пальцы казались неуместно яркими от тринитротолуола, которым она начиняла снаряды на заводе. Под ночной рубашкой куполом торчал живот.

– Там ребенок, – шепнула она мне на ухо.

Что же я расслышала в ее голосе: гордость, ужас, конфуз?

Если бы все шло нормально, она бы избавилась от бремени приблизительно в январе, а потом спустя несколько недель младенца понесли бы в церковь получить благословение и крещение святой водой. Но сейчас посещение церкви с новорожденным младенцем показалось мне странной традицией, словно деторождение оставляло на женщине пятно, которое требовалось смыть, как грех. Избавила ли смерть Айту Нунен от необходимости совершить в церкви обряд очищения молитвой?

Доктор Линн положила на фаянсовый стол резиновый брусок.

– Это облегчит доступ к брюшной полости. Мы сможем справиться сами или мне позвать санитара?

Она взялась за дальние углы простыни, на которой лежало тело.

Я как-то по-детски испугалась остаться здесь, в тускло освещенном зале со сводчатым потолком, в одиночестве и ждать возвращения доктора с подмогой. И сказала:

– Ничего, справимся.

Я схватилась за другие два угла простыни и собралась с духом. Небольшая женщина оказалась тяжелее, чем я ожидала. У меня свело мышцы спины, и я ее немного выгнула, чтобы расслабиться. Мы вдвоем перетащили Айту Нунен на фаянсовый стол и повернули сначала на правый бок, потом на левый, чтобы вытянуть из-под нее коричневатую простыню, и поместили резиновый брусок вдоль позвоночника.

Из носа у нее текла розоватая струйка. Я вытерла ее.

А врач уже подкатила к столу хирургическую лампу. Она направила луч света на тело и максимально увеличила яркость.

Я принялась было развязывать тесемки ночной рубашки; но, задрав ее повыше, снова затянула. Мне было стыдно оголять Айту Нунен, даже когда ее никто не видел.

Встав напротив доктора Линн, я приготовила перьевую ручку и лист бумаги.

– Livor mortis, – тихо заговорила она. – Посмертная синюшность кожи.