Притяжение звезд

А через две кровати новая пациентка издала клокочущий кашель, словно ее легкие разрывались в клочья. Я обошла койку Мэри О’Рахилли и, приподняв Онор Уайт, прислонила ее к клиновидному изголовью кровати.

Ее пульс и частота дыхания стремительно росли. Она перекрестилась и пробормотала:

– Это награда за грехи.

– Ваша инфлюэнца? Не стоит так думать, – заметила я ласково. – Люди заболевают без всякого на то повода.

– Имею в виду не только себя, – покачала головой Онор Уайт.

Я почувствовала себя дурочкой оттого, что поторопилась с выводами.

– Всех (она тяжко, со свистом, выдохнула). И поделом нам!

Что же, все мы грешники? Да это просто религиозная мания, подумала я.

– За эту войну! – задыхаясь, добавила она.

А, так вот оно что, наконец я поняла, к чему она клонит. Люди убили так много себе подобных, что, как утверждали некоторые, природа восстала против нас.

– Спаси нас Господь, – снова произнесла Онор Уайт, борясь с кашлем.

Это была молитва надежды, но в хриплом голосе этой женщины я расслышала лишь смирение и неприкаянность.

– Вы намерены оставить меня лежать на этой штуке весь вечер? – требовательно вопросила Делия Гарретт.

Я вытащила из-под нее судно, вытерла ее насухо, а затем взяла антисептическую марлю и осторожно протерла ее швы.

– Брайди, вылей это, пожалуйста, в туалет и вымой. И принеси новый охлажденный компресс для миссис Гарретт.

– Добрый вечер, сестра Пауэр!

Обернувшись, я увидела монахиню Люк, которая поприветствовала меня через маску, по обыкновению накрахмаленную.

Неужели прошло так много времени? Я бросила взгляд на настенные часы: было уже ровно девять вечера. Я решила, что почувствую смертельную усталость, как только подумаю, что моя смена закончилась. Но мне и уходить-то не хотелось.

Я заметила, как оцепенели Мэри О’Рахилли и Онор Уайт, впервые увидевшие ночную сиделку-монахиню: она походила на ожившую египетскую мумию.

Сестра Люк щелкнула тесемкой повязки на глазу, затягивая ее потуже.

– Как прошел день?

Я не сразу смогла коротко перечислить все события, что вместились в истекшие четырнадцать часов. И лишь представила себе лица: Айта Нунен, скончавшаяся в конвульсиях, несмотря на все мои усилия; безымянная девочка Гарретт, родившаяся мертвой прежде, чем я успела что-то для нее сделать. Впрочем, ее мать могла умереть от потери крови, но не умерла. Как же не похожи были их судьбы!

Говоря вполголоса, я ввела сестру Люк в курс дел.

– Необходимо следить за развитием пневмонии у миссис Уайт, – сообщила я ей, – как и за швами миссис Гарретт. Здесь у единственной схватки – у миссис О’Рахилли, но она пока что не слишком продвинулась. Доктор Линн только помогла ее водам отойти.

Вешая на крючок свой головной убор, сестра Люк кивнула.

– Уж невмоготу как долго тянется, да, миссис О’Рахилли?

Та кивнула и закашлялась. Ее глотка издала мучительный клекот.

Монахиня процитировала задумчиво:

– «Горе же беременным»[20].

Я чуть не задохнулась от негодования. Некоторые престарелые монахини полагали, что любая женщина, вступившая в отношения с мужчиной, даже если он ее муж, неминуемо должна понести наказание. Мне очень не хотелось оставлять эту обессиленную и испуганную девочку на ее попечение.

– Миссис О’Рахилли можно по необходимости дать еще хлорала, чтобы она смогла поспать между схватками, – сказала я.

Но что ночная сиделка сочтет необходимостью?

Я добавила:

– Если потуги усилятся или участятся, обратитесь в женское инфекционное отделение – пусть они вызовут акушерку из родильного, хорошо?

Монахиня кивнула.

– И поскольку у нас мало врачей на дежурстве, доктор Линн позволила давать всем пациенткам виски, хлороформ или морфин.

Услышав о столь возмутительном нарушении протокола, сиделка изумилась, о чем свидетельствовали ее взметнувшиеся над маской брови.

Вбежала Брайди, неся охлажденный компресс с мхом.

– Суини, вы стараетесь быть полезной?

Вопрос показался мне грубоватым, но Брайди лишь пожала плечами.

Я взяла у нее компресс и заметила:

– По правде сказать, она оказалась незаменимой.

Моя оценка заставила Брайди довольно улыбнуться уголками губ.

Монахиня тем временем доставала из пакета фартук.

– Проходя мимо синематографа, я видела там огромную очередь! Взрослые мужчины и женщины, дети – всем прямо не терпелось попасть в зал, где кишмя кишат микробы!

– Ну, это маленькие радости бедноты, – пробормотала я, надевая пальто. – Разве можно их винить?

Сестра Люк натянула свежую пару резиновых перчаток до локтей.

– Они играют со смертью, вот что они делают. Уходите, Суини!

Ее грубость меня ошарашила.

Но Брайди просто схватила пальто и выскользнула из палаты.

Коротко пожелав своим трем пациенткам спокойной ночи, я перебросила через руку пелерину и повесила сумку на плечо.

Я уж подумала, что не нагоню помощницу, но заметила ее на лестнице.

– Брайди!

Догнала ее, и мы пошли вместе по шумной лестнице.

– Тебе не следовало позволять сестре Люк помыкать собой!

Брайди только улыбнулась.

– И она недолюбливает посетителей синематографа, – добавила я. – В безрадостные времена людям нужны дешевые зрелища, чтобы отвлечься.

– Я однажды видела картину.

– Да? И какую?