Притяжение звезд

Я подложила их под спину Мэри О’Рахилли, которая сразу издала серию нервных покашливаний. Снова проспринцевала влагалище. Черт бы побрал эту экономию электроэнергии… Я достала свой карманный фонарик и направила его луч так, чтобы доктор Линн могла видеть, что делает (фонарик, естественно, был германского производства. Это просто чудо, что он проработал четыре года, ведь я им все время пользовалась).

Врач левой рукой ловко раскрыла Мэри О’Рахилли и ввела крючок, удерживая его пальцами правой руки, а сама стала вглядываться внутрь, словно проводник, ищущий ночью тропинку на горном перевале.

Хлынули плодные воды. В ярком луче фонарика было отчетливо видно отсутствие зеленоватых, желтоватых или коричневатых следов мекония, что могло однозначно указывать на необходимость срочного извлечения ребенка.

– Отлично! – произнесла доктор Линн.

Я одернула ночную рубашку на Мэри О’Рахилли и помогла ей сесть.

Она поежилась и жадно попила остывший виски с водой.

– Теперь больше не будет больно, сестра?

Ее неискушенность терзала мне душу. Может, стоило сообщить ей, что мы как раз и стараемся ускорить и усилить схватки, чтобы она смогла вытолкнуть ребенка?

Но вместо этого я сказала:

– Теперь там у вас расширится пространство и ускорится процесс.

Брайди убрала мокрые полотенца, и я расправила простыню.

Потом подошла к доктору Линн, которая у раковины снимала перчатки.

– После того как я уйду домой вечером, – тихо сказала я, – здесь не будет акушерки – только больничная сиделка.

Врач устало кивнула.

– Тогда я осмотрю миссис О’Рахилли перед окончанием моей смены и попрошу… как его… доктор Прендергаст?.. проведать ее рано утром.

После того как она вышла, Онор Уайт выхаркала еще немного мокроты. Я отдала Брайди чашку, чтобы она ее опустошила и промыла карболкой. В этот момент лампы снова ярко вспыхнули. Уже хорошо.

Я внимательно прочитала медкарту новоприбывшей пациентки и заметила, что в графе «Муж» стояла только фамилия Уайт без имени, а в графе «Профессия мужа» стоял прочерк. Значит, никакого мужа нет и «миссис» было просто данью традиции. Такие вещи до войны считались неслыханными, но в наши дни стали вполне привычными; значит ли это, что незаконнорожденных стало больше или же сейчас это уже не имело такого значения, когда так много мужчин покинули свои дома? Но истовая католичка, состоящая в ассоциации трезвенников и при этом забеременевшая вне брака, причем, возможно, во второй раз – это сочетание заинтересовало меня чрезвычайно. Во всяком случае, я никогда не проявляла особого сочувствия незамужним пациенткам – хотя этого нельзя было сказать про святош старой закалки вроде монахини Люк.

Сбоку на странице медкарты, под графой «Переведена из» я заметила название заведения, расположенного в нескольких кварталах отсюда, – солидного дома матери и ребенка, куда ложились беременные, носившие нежеланных младенцев. Или, возможно, направлялись туда. Подробностей я не знала. Это заведение было скрыто за завесой позора. Дело-то было постыдное. Все знали, что если женщина попадала в беду, ее брали под свое крыло монахини. В стране таких заведений было полным-полно, но мало кто знал, что творилось внутри. И что случилось с первым ребенком Онор Уайт, гадала я, он выжил?

Встав рядом с Брайди около раковины, где та мыла посуду, я шепнула ей на ухо:

– Я знаю, ты умеешь разговорить пациенток…

– Прости, я такая болтушка!

– Нет-нет, ты их успокаиваешь. Но миссис Уайт… прошу тебя, не расспрашивай ее о семье.

Брови Брайди сошлись к переносице.

– Дело в том, что она ходила в церковь, но не слышала свадебных колоколов.

Судя по отсутствию реакции, моя помощница не поняла, о чем я.

– Не замужем, – прошептала я чуть слышно. – Она прибыла из дома матери и ребенка.

– О!

– Интересно, что будет с младенцем после родов, – пробормотала я. – Наверное, отдадут в приемную семью.

Лицо Брайди помрачнело.

– Скорее, спустят в трубу.

Я вытаращила глаза: что она имела в виду?

– Сестра Джулия, мне надо в туалет.

Я взяла судно и принесла Делии Гарретт.

– Нет, туда не буду. Разрешите мне выйти.

– Прошу прощения, у вас постельный режим еще несколько дней.

(Вообще-то предполагалось, что после появления на свет мертвого ребенка родильница оставалась в постели не меньше недели, но я не могла позволить, чтобы кровать была занята так долго.)

– Говорю вам: я в состоянии ходить!

Я обрадовалась, что Делия Гарретт наконец-то заговорила в привычной для себя манере.

– Перестаньте! Давайте я подложу под вас, и вам будет удобно.

Шумно выдохнув, она подняла бедро, чтобы я просунула стальное судно под нее.

Я измерила ей пульс. Судя по температуре кожи, жара у нее не было, но я все равно нагнулась над ней, чтобы незаметно понюхать. Я гордилась своим чутьем распознавать родильную горячку, но сейчас смогла только ощутить запах пота, крови и пары виски – и мне требовалось все равно оставаться начеку.

Наконец я услышала, как в стальную емкость полилась струйка мочи, и Делия Гарретт охнула.