Подойдя к рабочему столу, он спросил:
– У вас новая ассистентка, медсестра Пауэр?
– Я вроде прислуги, – сообщила Брайди, прежде чем я успела ответить. – Подменяю, как и вы.
Он взглянул на меня и мотнул головой в ее сторону.
– Вижу, она за словом в карман не лезет.
– Мне ли этого не знать, отец.
Священник чихнул и утер крупный красный нос платком.
– Вы простыли? – спросила я.
– У меня грипп в легкой форме.
– Если я чем-то смогу…
Я приложила тыльную сторону ладони к его лбу. Горячий.
– Вам бы лучше лечь в постель, отец, на всякий случай.
– Ах, я бы предпочел переболеть на ногах. Я же могу понадобиться в инфекционных отделениях.
– Но вам не стоит перенапрягаться, учитывая ваш…
Его кустистые брови взметнулись вверх.
– Учитывая мой возраст, юная леди, но какое это будет иметь значение для мироздания, если я умру сегодня ночью?
Брайди тихонько фыркнула.
Отец Ксавье подмигнул ей.
– Со мной все будет прекрасно. Я слышал, старики справляются с этим гриппом куда лучше молодежи.
– Ну, как правило, – осторожно заметила я.
– Пути Господни неисповедимы, – беззаботно изрек священник.
Делия Гарретт открыла глаза и глазами проводила его из палаты. Выглядела она опустошенной.
У меня сердце разрывалось от ее вида.
– Хотите горячего виски, миссис Гарретт?
Едва я передала ей чашку, как она залпом ее осушила. Откинулась на подушки и прикрыла веки.
В палате снова стало тихо. Появилась редкая возможность хоть немного перевести дух после того, как я весь день носилась, словно белка в колесе.
Я смотрела на скрючившуюся под одеялом Айту Нунен. То ли ей приподнять голову, чтобы облегчить дыхание, то ли ноги, чтобы снизить пульсовое давление? А если оставить лежать плашмя – будет ли так для нее лучше или совсем не лучше, учитывая все ее недуги. И то правда: каждый симптом – слово на языке болезни, но что делать, если я их не слышу, не различаю?
Брайди принялась протирать пол шваброй, хотя я ее даже не просила. Эта девушка обладала просто безграничной работоспособностью. Я ее поблагодарила.
– Да не за что, Джулия!
Она произнесла мое имя немного робко, словно пробовала на язык.
За окнами стемнело: отгорел последний дневной луч.
– Ненавижу осенние вечера, – пробормотала Брайди.
– Правда?
– Когда наступает ночь и тебе пора в постель, а ты не можешь уснуть, как ни стараешься. И проклинаешь все на свете, потому что утром будет невмоготу подниматься по будильнику.
Такой жизни не позавидуешь, подумала я и решила, что семейство Суини едва сводит концы с концами. Интересно, родители с ней грубы?
Раздался глухой удар, точно упало что-то тяжелое.
Я взглянула на койку слева: она была пуста, только простыни взметнулись волной.
Я обежала вокруг кровати, где лежала Мэри О’Рахилли, больно ударившись голенью о металлическую ножку.
Айта Нунен привалилась спиной к плинтусу, закатив глаза и беспомощно дрыгая руками, точно плавниками. Ее ноги увязли в одеялах. Падая, она ударилась головой об угол прикроватной тумбочки.
– Господи боже мой! – воскликнула Брайди.
Я не поняла, дышит ли Айта Нунен. От ее промежности ударил смрад испражнений. Встав на колени, я подложила ей под голову подушку. И тут ее рука огрела меня по груди.
– Может, сунуть ей в рот ложку? – предложила Брайди.
– Нет, – возразила я, – ложка может сломать ей зубы. Дай еще подушек!
Топот. Брайди принялась шумно шарить по полкам комода.
Я беспомощно стояла на коленях, а Айта Нунен билась в конвульсиях. Из уголка ее рта сочилась розоватая пена. Мне нужно было перевернуть ее на бок, чтобы она не захлебнулась, но это было невозможно: она застряла в узком проеме между кроватью и тумбочкой. Ее ноги, запутавшиеся в одеялах, так и остались на кровати.
Мне вспомнилась детская молитва: «Дева Мария, Пресвятая Богородица, молись за нас, грешных, ныне и присно…»
Брайди бросила мне в руки три подушки.
Но тут Айта Нунен обмякла. У нее не было сил пошевелиться.
Я отерла ей рот фартуком, нагнулась и прикоснулась щекой к ее губам.
– Что ты делаешь?
– Шшш!
Я подождала. Но не ощущала ее дыхания, вообще ничего.
– Помоги мне ее перевернуть лицом вниз.
– Прямо на полу?
Разговаривая со мной, Брайди одновременно расправляла скомканные простыни, наконец высвободила голени Айты Нунен, и обе ее ноги упали на пол – белая распухшая и тощая.
Мы уложили ее плашмя, прижав одну щеку к половицам. Мне бы следовало сесть рядом с ее головой, но места не было совсем. Я начала сильно нажимать ей на спину, стараясь запустить легкие. Потом широко расставила ноги и, нависнув над ней и заложив ее руки с пожелтевшими ногтями ей под лицо, притянула к себе оба локтя, чтобы расширить область грудины. Дергая за локти, я одновременно стала нажимать на ее ребра сзади. Дернула – нажала, дернула – нажала. Но сколько ни меси огромный ком сухого теста, хлеба все равно не испечешь. Когда я бросила это занятие, в палате повисла тревожная тишина.
Взглянула на свои часы: пять тридцать одна.
– Она что…
Я не могла ничего ответить Брайди. События этого дня оказались для меня слишком тяжелы. Я закрыла глаза.
Брайди схватила мою руку. Я попыталась вырваться, но она меня не отпускала, а только крепче держала.