Притяжение звезд

Что она хотела? Увидеть личико своей дочки? И я начала себя корить за то, что не настояла тогда на этом. А если бы она еще больше расстроилась при виде безжизненных исчерна-синих губ ребенка?

– Она отправилась на Делянку ангелов[15], – сообщила я.

– Что? – хрипло воскликнула женщина.

– Так называется особый участок на кладбище.

(Как описать место массового захоронения?)

И я стала импровизировать:

– Там красиво. Травка, повсюду цветы.

Круглые щеки Делии Гарретт были покрыты высохшими солеными ручейки.

– И что я скажу Биллу?

– Вашему мужу уже позвонили и все объяснили.

(Как будто такие вещи можно объяснить.)

Я взяла чистую салфетку, чтобы обтереть следы рвоты.

– А теперь давайте сядем. Давайте, миссис Гарретт, так вам будет удобнее.

Мне не хотелось прямо говорить, что ей это необходимо, чтобы ее матка успокоилась. Мне пришлось усадить ее и привалить к подушкам.

Частота пульса и давление снизились до нормы: теперь, когда ее тело освободилось от бремени, кровь в ее сосудах бежала как обычно. Я проверила компресс в ее промежности: кровотечение было совсем слабым. В состоянии Делии Гарретт меня беспокоили ее кашель и разрыв влагалища, вызванный головой ребенка. И смерть ребенка. После девяти месяцев мать осталась ни с чем.

Я опасалась, что виски повредит ее ослабшему желудку, и заварила ей чашку чаю, крепче обычного, с тремя кусочками сахара, чтобы умерить пережитый шок, и еще я положила на блюдце два печеньица.

Делия Гарретт отпила чаю, и по ее щекам опять заструились слезы, добегавшие до уголков рта.

Я предложила ей печенье.

Не глядя, она нащупала одно.

В палате было тихо, как во время чаепития, когда разговор сам собою угас.

Айта Нунен на левой кровати вдруг задрыгала обеими ногами, отчего я подскочила. Она села, оглядевшись по сторонам и облизав губы, потом наморщила нос, точно почуяла неприятный запах. Это могло быть последствием ее состояния – бред нередко вызывал обонятельные галлюцинации, а также слуховые и зрительные.

– Хотите пить, миссис Нунен?

Я протянула чашку-поильник, но Айта Нунен, похоже, не поняла, что это такое. Когда же я прижала чашку к ее губам, она резко отвернула пунцовое лицо. Я обернула мокрыми полотенцами ей шею, чтобы немного охладить кожу. Но она швырнула их на пол и юркнула под одеяло. Я нащупала ее запястье, чтобы измерить пульс, но она выдернула руку и сунула себе под спину.

Позади меня раздался громкий шорох: это Брайди с тяжелым подносом в руках, пятясь, вошла в палату. Я поспешила расчистить место на рабочем столе.

Две тарелки с чем-то тушеным, белесые куски, похожие на опрокинутые вверх дном лодки, горка мятой капусты и пюре, пахнущее турнепсом. Ломоть хлеба из муки грубого помола, намазанный маргарином. Два ломтя пирога с, как я предположила, крольчатиной, и мисочка чернослива.

– Смотрите, – радостно заявила Брайди, – тут даже ломтики курятины!

Мне они показались желеобразными – ясное дело, консервы.

– И жареная рыба!

Но тут ее лицо осунулось.

– Правда, кто-то из поваров сказал, что так можно заразиться гриппом.

– Каким образом? Через рыбу? – спросила я.

Она утвердительно кивнула.

– Если рыба питалась трупами солдат.

– Но это просто чушь, Брайди!

– Точно?

– Я на сто процентов уверена! – заверила я ее.

Она усмехнулась.

– Что смешного?

– Вы не можете быть уверены на сто процентов. Потому что никто точно не знает, откуда этот грипп, ведь так?

– Тогда на девяносто пять процентов! – запальчиво воскликнула я.

Под тарелками я обнаружила лист бумаги с надписью – краска на нем еще не высохла.

СОБЛЮДАЙТЕ ЧИСТОТУ, НАХОДИТЕСЬ В ТЕПЛЕ, ПИТАЙТЕСЬ ПРАВИЛЬНО, НО СТАРАЙТЕСЬ ПОТРЕБЛЯТЬ ГОРЮЧЕЕ И ПИЩУ УМЕРЕННО.

ЛОЖИТЕСЬ СПАТЬ ПОРАНЬШЕ, ПРОВЕТРИВАЙТЕ ПОМЕЩЕНИЯ, НО НЕ УСТРАИВАЙТЕ СКВОЗНЯКОВ.

СВЕЖИЙ ВОЗДУХ И ЧИСТЫЕ ПОЛЫ – ВОТ СПАСЕНИЕ СТРАНЫ!

Этот парадоксальный совет заставил меня криво улыбнуться: автор текста явно хотел смутить и того, кто сжигал чуть больше газа ради здоровья, и того, кто сжигал чуть меньше ради экономии. Мне самой уже становилось стыдно, когда я отказывала себе в маленьких удовольствиях: ведь другим сейчас куда хуже! Задымленный воздух, которым мы дышали каждый день, был буквально пропитан чувством вины.

Меня умиляла неутомимая Брайди, поедавшая пирог с крольчатиной с таким благодарным выражением лица, словно ее пригласили в ресторан отеля «Ритц».

Я заставила себя запустить ложку в жаркое. Одна ложка. Другая. Министерство продовольствия заявляло, будто в реальности питательность нашего рациона с начала войны улучшилась: стало больше овощей, меньше сахара. Ну а что они еще могли говорить…

Я рассказала Брайди, что до войны у нас был часовой перерыв, который мы проводили в столовой для медсестер.

Она изумилась:

– Целый час отдыха?

– Мы там читали вслух новости, вязали, пели и даже танцевали под граммофон.

– Танцы!

– Ну, не надо переоценивать. Мы не выпивали, не курили, даже после смены.