– Если бы плод был старше – почти готовым к рождению, – его можно было бы извлечь.
– Но каким образом…
– Путем хирургического вскрытия чрева, – и я полоснула воздух пальцем, как скальпелем.
Ее голубые глаза округлились.
– Ты никогда о таком не слышала, Брайди?
– Это же отвратительно!
Я заставила себя пожать плечами.
– Ну, чтобы спасти хотя бы одну жизнь, если нельзя спасти две.
– И отправить младенца домой без матери?
Да, она права. Я взглянула на часы: пять сорок две. Если прошло больше двадцати минут, вероятно, нерожденный ребенок Айты Нунен тоже погиб. Но когда точно стихло еле слышное сердцебиение? И что это значит – умереть до своего рождения?
– Брайди, приведи двоих санитаров, чтобы они унесли миссис Нунен.
– Сейчас.
Воспользовавшись ее отсутствием, я обмыла умершую, очень осторожно, словно та еще могла почувствовать мои прикосновения. Почему-то мне не хотелось на сей раз доверить подготовку тела к погребению работникам больничного морга.
Делия Гарретт отвернулась к стене, словно не желая вторгаться в личное пространство усопшей соседки.
Я надела на Айту Нунен свежую ночную рубашку, сняла с шеи цепочку с крохотным распятием и вложила в ее пальцы. Покрыла ее лицо белой салфеткой. И в завершение сложила в пакет ее немногочисленные вещи. В бумажном пакете я нашла состриженные пряди волос – и эта находка меня потрясла. Я представила себе, как ждет ее возвращения все семейство Нунен, муж-шарманщик (когда его известят, что он овдовел?) и семеро детей, которые получат вместо жены и матери пакетик с ее безжизненными волосами.
Следом за Брайди в палату вошел Гройн, напевая:
– Просила же,
– Извини, – ответила Брайди. – Я смогла найти только мистера Гройна.
Он бросил взгляд на левую койку.
– О, только не говорите, что эта умалишенная окочурилась!
– Миссис Нунен просто бредила, – процедила я сквозь зубы.
Но он пропустил уточнение мимо ушей.
– Выходит, она теперь поет в незримом хоре на небесах. Господь призвал ее, бедолагу, к себе. Таки она метнулась через границу. Она…
– Замолчите! – рявкнула Делия Гарретт.
В кои-то веки Гройн прикусил язык.
Я толкнула к нему пустую колыбель с поскрипывающим колесом.
– Вы не могли бы увезти ее отсюда? Возвращайтесь с носилками и с другим санитаром.
Притихший санитар схватил колыбель и выкатил ее из палаты.
Я измерила Делии Гарретт температуру, пульс и частоту дыхания. Судя по физическим показаниям, она быстро выздоравливала.
Брайди обтерла антисептиком рабочий стол, прошлась шваброй в углу, где виднелись пятна от выделений Айты Нунен, и сменила воду в ведре, чтобы вымыть весь пол.
Все мы сделали вид, что мертвая женщина с салфеткой на лице не лежала рядом с нами.
Спустя, как мне показалось, вечность Николс и О’Шей внесли носилки, боком, как стремянку или стеклянное полотно.
– Матерь Божья! – раздался возглас Мэри О’Рахилли.
Она моргала, прижав ладонь ко рту, словно очнулась после дурного сна.
Николс опустил глаза.
– Прошу прощения, леди…
Я поймала себя на мысли, что Мэри О’Рахилли еще ни разу не видела его металлической маски на лице. Как и Брайди, которая вытаращила глаза. Я сочувствовала ему до глубины души: мужчина был обречен на вечное несчастье находиться среди себе подобных, но отличаться от них тем, что половина его лица скрывалась под медной маской – хотя лучше уж ходить с маской, чем с уродливой рытвиной, которую она скрывала, – придававшей ему сходство с привидением.
Я вежливо обратилась к санитару:
– Приступайте, Николс.
Брайди стояла рядом с Мэри О’Рахилли, обняв ее за плечо и что-то шепча ей на ухо. Наверное, рассказывала, что случилось с Айтой Нунен и как это бывает: заснуть рядом с живой, а проснуться рядом с мертвой.
Санитары с легкостью переложили труп с кровати на носилки, даже трясун О’Шей смог это сделать без труда, несмотря на тремор. Интересно, что ему повредили на фронте – руки или мозг? Очень многие солдаты, включая моего брата, вернулись с войны покалеченными, причем у них на теле не было ни единой царапины, но их мозг поразили незримые увечья.
Все перекрестились, когда санитары вынесли Айту Нунен из палаты.
После долгой паузы Брайди спросила:
– А что у него с
Пожав плечами, я отозвалась:
– Война.
– Но что-то уцелело – ну, под маской?
– Не могу тебе сказать, Брайди.