– Все равно весело.
– Называй меня Джулия, если хочешь.
Я сама удивилась своим словам, произнесенным почти шепотом. И добавила:
– Только не в присутствии пациентов.
Брайди кивнула и тихо повторила:
– Джулия.
– Извини, если я иногда бываю с тобой резкой.
– Вы… ты не бываешь.
– У меня характер не сахар, – призналась я вполголоса. – Испортился, как начался этот грипп. Я стала немного омертвелая.
– Ты не можешь немного умереть, – возразила она. – Если ты еще не в земле, то ты
Я невесело ей улыбнулась.
Брайди покосилась на Мэри О’Рахилли – удостовериться, что та спит, а Айта Нунен и Делия Гарретт не подслушивают, – и зашептала:
– Внизу в столовой я слыхала разговор о том, как один парень свихнулся от гриппа и убил жену и детей.
– Похоже на выдумку, – заметила я (надеюсь, что это так). – Хотя были случаи, когда жертвы инфлюэнцы так настрадались от болезни, что кончали с собой…
Она перекрестилась.
– …Например, один мужчина вышел купить лекарства для себя и своей семьи, решил срезать путь через парк и пошел мимо пруда… Так потом констебли нашли его труп в пруду с лебедями.
– Утонул? – выдохнула испуганно Брайди.
– Или просто тронулся рассудком. А может, у него был сильный жар, и он решил охладиться… Или споткнулся и случайно упал в воду.
Она посмотрела на Айту Нунен.
– За этой твоей с высокой температурой нужен глаз да глаз.
– О, я никогда не оставляю ни острых предметов, ни бинтов рядом с бредящими пациентками.
Ровный лоб Брайди избороздили морщинки.
– А в чем опасность бинтов?
Я жестом продемонстрировала, как бинтом можно обмотать шею.
– О…
Я не стала рассказывать Брайди о девочке, которая чуть не до смерти задушила себя бандажом в туалете, хорошо, сестра Финниган ее там обнаружила. Сильного жара у нее не было, просто девочку охватило отчаяние: в свои двенадцать лет она была на седьмом месяце. Причем, судя по ее отрывочным намекам, мы подозревали, что с ней это сделал родной отец.
Стоя рядом с левой кроватью, Брайди пристально смотрела на Айту Нунен.
– Синюшные, – пробормотала она.
– Что?
– Ее ногти. Это то, о чем ты мне говорила: красный, коричневый, синий, черный?
Я поспешила к кровати. Кожа под ногтями у Айты Нунен и впрямь потемнела, что могло говорить о прогрессирующем цианозе, но отекшее лицо по-прежнему оставалось пунцовым. Меня, правда, встревожила ее свистящая одышка: точно воздух оказался заперт в волынке, тщетно растягивая кожу и не находя выхода. Я сосчитала вдохи и выдохи: тридцать шесть в минуту, то есть сердце и легкие работали на пределе возможностей. Она мне напоминала пыхтящего гребца, изо всех сил старающегося догрести до берега. Пациентку бил озноб, и я, укутав ее платком, накрыла вторым одеялом. Пульс участился до ста четырех ударов, но пульсовое давление, по-моему, ослабло.
– У вас кружится голова, миссис Нунен?
Она пробурчала что-то невразумительное.
Чтобы снизить ей давление, надо было бы поднять ноги на изножье кровати, но такое положение тела представляло опасность для ее застойных легких. Я лихорадочно пыталась найти выход из сложившейся ситуации. И ничего не предпринимала. Просто смотрела и ждала.
В дверь постучали. Отец Ксавье: у священника было приятное морщинистое лицо, которое могло принадлежать мужчине любого возраста от пятидесяти до ста лет.
– Сестра Пауэр, у вас лежит миссис Гарретт?
Доктор Линн прислала не того. Я кивнула на ее кровать.
– Но она протестантка, отец.
Делия Гарретт сползла с подушек и лежала c мертвенно-бледным лицом, рядом с ней на крохотной тумбочке остывал чай, печеньице размокло в блюдце.
Священник кивнул.
– Боюсь, преподобный слег с гриппом, так что сегодня здесь только я, и для католиков, и для протестантов. Но, как говорят, в темноте все кошки серы.
– Отец Ксавье, – пояснила я Брайди, – служил тут католическим капелланом, пока не ушел в отставку, и его сменил отец Доминик.
– Только на прошлой неделе отец Доминик заболел гриппом, – продолжал священник, – так что меня попросили временно его замещать.
Я втиснула для него стул рядом с кроватью Делии Гарретт.
– Извините, отец, у нас очень тесно.
– Не важно. У меня тело деревенеет, если я долго сижу.
Он сел, прислонившись к стене.
– Миссис Гарретт, я замещаю коллегу из церкви Ирландии, так как он неважно себя чувствует, если вы не возражаете?
Ее прикрытые веки даже не дрогнули. Спит или просто его игнорирует?
Он наклонился над ней.
– Я сожалею о вашем горе.
Никакой реакции.
– Я полагаю, христиане любого исповедания могут прийти к согласию, по крайней мере на почве надежды, что Господь в своей бесконечной милости дарует спасение тем, кто почил во чреве матери и не был крещен не по своей вине.
Делия Гарретт сотряслась от рыдания, которое перешло в мучительный кашель. Я понимала, что им двигали самые лучшие побуждения, но, по-моему, надо было просто оставить ее в покое.
– Ведь Иисус призвал всех детей прийти к нему. Так что вы теперь должны вверить свою малютку доброй заботе Господа и ангелов-хранителей.
Она, должно быть, услышала, потому что сразу отвернулась.
Старик выпрямился и скорбно добавил:
– А теперь отдыхайте.