Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

— с этим сталкивается сегодняшний гость в России. Не может быть более темного, более трагического заблуждения, чем предположение о том, что Россия 1931-го представляет собой результат социалистических начинаний. Россия в 1931 году — это промежуточный этап — с характерными несусветными контрастами — между классами и бесклассовостью. Если товарища Кем-мин-кз вернется через 10 лет, он не увидит никаких классов (я: Вы хотите сказать, я увижу только один класс? — Джек: Один класс — нет классов, так ведь?), тогда как сегодня он может видеть собственными глазами местности, где мужчины и женщины переходят напрямую от феодализма к социализму; он может посетить некоторые изолированные районы, чьи обитатели нынче прекрасно знакомы с самолетами — что сначала вызывала преждевременные роды и смертельные падения — но никогда при этом не видели в глаза поезд или автомобиль. Воистину, воистину, 1931-й — решающий год[233]; как товарищу К повезло, что он приехал именно сейчас! Представьте какая привилегия лицезреть действо, беспрецедентное во всей человеческой истории: когда первая в мире социалистическая республика борется за само свое существование — на границах, с капиталистическими соседями; за границей, с Англией и остальными; дома, с безучастными! Между прочим, товарищу Кем-мин-кзу надо запомнить (когда товарищ Кем-мин-кз посмотрит вокруг), что условия в столице России 1931 года сравнимы только с условиями в осажденном городе Средневековья.

(13) И наконец

2 великих желания «petits bourgeois» — то есть: обладать и обогащаться — полностью исчезнут с лица земли. Уже они шагают как на верную смерть. Уже на 1/6 нашей светлой планеты вырастает здоровое и счастливое молодое поколение, которое просто не понимает этих бесполезных страданий — сексуальная ревность одно из самых простых — которые причиняются мне и которые причиняются Вам и которые причиняются многим и многим другим товарищам старого-старого поколения.

(14) Богатство

(в капиталистическом смысле) не существует; ведь все принадлежит социалистическому государству, т.е. всем. То, что в настоящее время буквально невозможно работать в целях собственной прибыли, можно легко видеть на этом примере: ни один рабочий, включая товарища Сталина, не может зарабатывать больше 350 (360?) рублей в месяц; как только рабочий начинает зарабатывать большую чем эта сумму, прогрессивные налоги распределяют излишки среди всех. Но ведь (воскликнет капиталист) это должно обернуться убийством инициативы? Наоборот: это породит инициативу. Как? Ответ, везде полностью очевидный: коллективный энтузиазм. «Quand je suis venu ici de Pologne, j’étais sûr que les ouvriers russes travaillaient par obligation. Maintenant je sais que ce n’est pas vrai, je vous jure que la seule force qui les fait travailler est celle de la propagande»[234] — и почти с хитрецой — «Vous écrivez vous-même: alors, vous comprenez la puissance de la parole»[235]

explicit[236].

Много раз за эти часы (мотивы чего я безнадежно понадеялся более или менее записать) обнаруживаю себя стоящим перед Портретом художника в юности[237]; смотря как один иезуитский отец лезет из кожи вон, чтобы убедить некоего Стивена Дедала[238], что он, Стивен, подходит для священной задачи… что Стивен (навсегда, но только после размышлений) знает что неправда: только знает из-за чего-то, что окружает (снизу кругом сзади сверху) его, или чем всегда является художник; своей судьбой. И хотя, когда я наконец спасаюсь — почти в экстазе от разговора — на открытый воздух, красноречие мертвецкого непостижимым образом разлагается, тем не менее мое (дышащее) я приветствует Карла Санта Клауса Маркса, оригинального если не единственного стряпальщика подобного неуязвимого тезиса: и с большой благодарностью я дивлюсь, что такие пророки, как КМ, не могут быть поэтами, что всегда они должны зависеть от одной лишь реальности, всегда должны пробовать себя реализовывать только через других —

с какими фатальными последствиями! ведь что может меньше напоминать Если бы, чем Это есть? меньше живое реальное дерево, чем «такое же» лишь не мертвое дерево, «успешно» которое были пересажено? меньше свободу, чем несвобода, меньше мечты, чем действия?.. и все-таки только самые храбрые дураки взглянули на эту разницу; какими глазами!

(и тут чувствую запах земли — нет — это беспарковый парк: здесь и здесь обнимают тени; ласкают: безлюбовно).

Ибо неизмеримая сфера Глагола является сама тем или воображает то, что не поддается переводу (и менее всего напоминает свое отражение в измеримой системе имен[239]). Ибо жизнь безжалостно не та, какой ее кто-то считает, и безжалостно жизнь не та, какой сто раз тысячу раз миллион кого-то считает, что считает.

<…>

Воскресенье 17 мая

1 (проступающий сквозь сны) взрыв

Я: «omelet yest?» пробуждаясь.

Официант: «yest». И более приятный омлет никогда не заплывал в живот. Никогда не заплывал и более откровенный горячисто ароматный чай (koffyeh канул, как и утреннее кормление Вергилия, в прошлое)