Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

ecco[249]! ecco прибывающий (но никто, в меньшей степени сам, знает как) К стоит перед кожановатым затвором; позади меня, останавливаясь, немужчина… или может это? …женщина —

стучу

еще

которая неплохо выглядит; вообще-то (где это я видел?) привлекательно. Одета в красномаковость. (и разевается возбужденная челюсть; и сзади которой струей является Нечто[250]; и шишковатый — указывающий на место высадки — палец. Затвор)

«c’est par ici?»[251] попробовал я маковку

«oui»[252] отвечает красная

и разинутой тут (челюстью) отворяется противоположный затвор, немужчиной, вежливо который приветствует потихоньку входящую красную; нервно которая рассматривает товарища безымянно-бормочущего К.

Люкс?

не очень-то. Роскошно залитая солнцем но прохладная, утешительно цветонаполненная но бесшумная, комната, где (чудесным образом) Вы курите? (появляясь) спрашивает немецки сам Нечто — «oui, mais»[253] (достаю американские… игнорирует: молниеносно приходит с блеклой большой пачкой длинных турецких заостренностей). И жесты; Курим! (добрейший паучий старичок. Почти радостный. Nez Сирано[254]). А вот и — О, изящество! — «tabac du Caucase»[255] (делая мне знак: скрутить собственную, с помощью ни много ни мало беспорядочно порванных кусков бумагосалфетки)

«vous êtes russe?»[256] сказала она

«je suis américain»[257]. Скручиваю свою.

Неописуемо вздох величайшего облегчения — «тогда давайте по-английски!»

В кой момент входит 1 fanée[258], жмет мне руку, исчезает. (и тут случается то, что неджентльмены из беспрессы не называют Интервью… и тут Нечто — стрелой, улыбкой, прищуром — немечит маковке; и тут маковка переводит)

Вопрос: Вы надолго в Россию? — Ответ: Нет, я должен вернуться посадить огород в Нью-Гемпшире, иначе не видать нам свежих редисок этим летом. — Вопрос: А где Вы живете в Америке? — Ответ: Три месяца за городом, девять в городе. — Вопрос: Не хотите ли прийти на генеральную репетицию 24-го в 11 часов? — Ответ: Более чем хотел бы. — Вопрос: Вы видели мой последний спектакль? — Ответ: Нет, единственный, который я видел — Рычи Китай[259] (сделал мину что мол «никуда не годится»)

«Пискатор»[260] сказала она, в затишье, «чуть ли не сумасшедший».

Улыбаюсь признательно.

«Его привыкли» сказала она «воспринимать как кого-то. А тут он никто».

Улыбаюсь.

«Он захотел сделать» сказала она «что-то про революционную Германию. Поначалу они одобряли его, русские».

«Вы из Нью-Йорка?» спрашиваю я (удивленный ее акцентом)

«Из Вены» сказала она. «Работал и работал себе. И в конце концов ему пришла в голову эта идея. Все было закончено. Он был так счастлив! Приехал в Москву, все готово для… успеха (так ведь?)»

«так». Пауза. «А что случилось?» спрашиваю я.

«Но в Советах, получив незадолго до того деньги из Германии, внезапно изменили отношение к Пискатору». Ее лицо горело «не нравится нам больше эта идея, сказали они» (и тут я осознаю, что эта девушка стояла у безвходного входа в Метрополь одним прекрасным солнечным утром)

«и — ?»

«и все было кончено» поворачиваясь ребячливо к товарищу Нечто, изливает вокруг над через под ним немецкий… забредает большеногий мальчишка[261], миловидно упрямый (с озорными ушами, лихо сдвинутыми с шеи) и убегает… знаю, понимаю (Нечто успокаивает красную) «УЖЖЖЖасно!» и весело стукается головой об стену — Пойдемте! упруго сопровождает ее, подзывает меня, к крошечному столику; жестикулирует, Сидеть. И немедленно вновь является fanée, улыбается; откидываясь на диване позади меня… по-Потифаровски[262] пышно

восклицаю «чертовски отличный чай!» Он улыбается. Гляжу изумленно на (то тут то тут) яркие цветы в тонких вазах. Он улыбается… Говорю (он дает знак) с ней (красной). И повинуясь

«у меня голод в глазах в последнее время».

Она посмотрела.

«Какая перемена в России» вскрикнул я (со смехом) «после Парижа!»

«а что» сказала она почти прохладно «Вам по душе? Париж или Москва?»

осторожно «Париж».

«Ах» сказала она «разумеется, Париж более приятен, статически говоря» (и Нечто поддерживает меня: Москва очень грязная; да даже эта комната — вот это место — все в грязи) и красная, вздыхая «Мне нравится Париж» шепчет. Улыбается.

Вот социализм — кажется — хорошая форма власти; но когда «идиоты» пытаются диктовать на театре, вмешиваясь между режиссером и его публикой, то (вдруг глаза его паучьесжимаются: они) Поймите меня правильно

Да что Вы, конечно! A fanée, поистине, — ведущая актриса следующей постановки товарища Нечто; чью генеральную репетицию должен увидеть. Fanée, которая говорит по-французски так же как и по-русски и которая понимает по-немецки. Fanée разглядывает меня пристрастно; особо тщательно когда наклоняюсь, чтобы вдохнуть прекрасную непривычность реальных цветов… в том числе незабываемые незабудки… и Нечто (со своей согнутости) осторожно, серьезно; смотрит: и

в комнате тихо (тихо говорит) правда?

«Wunderschön»[263] осмеливаюсь я сам.