Читаем Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов полностью

Что Вас больше всего интересует? крохотный председатель (он и есть, не фотография) спокойно спрашивает, спрашивает почти миролюбиво. Небольшая нечистая комната замечательно беззнаменная (хотя бюст Ленина подслушивает тут же, снаружи). Разнообразный шепот инструментов, как же непохожий на типовой грохот машин, просачивается сквозь Незатвор. — Вы хотели бы увидеть огромные промышленные заводы, с помощью которых Россия пытается занять свое место в мире? Россия борется; целая нация, огромная часть земли… — Понимаю: Вам интересна культурная жизнь. Особенно театр? Дайте знать, если Вы захотите как-нибудь посмотреть пьесу; мне только доставит удовольствие позвонить в театр и заказать билеты для Вас — и это бесплатно. Завтра приезжает наш великий писатель Горький[151]: давайте я организую Ваш визит в клуб писателей[152] на следующий день и встречу с ним! Я покажу Вам теперь наш клуб — Вам как писателю эти двери всегда открыты

(и, удивленный, лицезрею — спрятанный от глаз под землей — решительно не угнетающий подвальчик; даже более того, почти радостный… с некоторым количеством почти живо выглядящими посетителями, занятыми почти роскошной гастрономией… и кто-то кто почти мог бы быть актрисой, может, потому что сама носит то, что могло бы быть (почти и издавна) стильным платьем, или, быть может, не совсем похоже на то, что эта девушка-товарищ носит на себе беды грешного мира на плечах, которые как раз никогда не были созданы для неудовольствия… к тому же атмосфера полуспокойствия, небеспокойства, почти чего-то, приближающегося к тому блаженно эстетическому явлению: отдыху)

каковой обильный урожай этих «почти» облагораживает не совсем ужасающую перспективу; сам начинаю-начинать почти догадываться, что возможно у товарища Кем-мин-кза свое невозможное место в невозможно возможном СССР. К тому же как приятна (как величественно исключительно приятна) мать воображения; любезная вежливость

— Вероятно, эта телеграмма так и не дошла: я знаю большинство товарищей из этого Вашего списка и уверен, они сделают все возможное для Вам. «Venez ici déjeuner, c’est le centre des écrivains»[153] у нас хорошо кормят, за пиво могу ручаться. Сигареты? Конечно; вон там —

Спокойно возвращаюсь (величаво, безошибочно) по безуличным улицам (безмятежно среди безлюдных людей передвигаясь) удивляю Дантовского проводника самим актом осмотра его настенного театр-расписания. Неприсутственно присутствует поблекший Переводчик, с ярко выраженным Потусторонним видом — отмеряет патетичную привычку менять позу когда на него смотрят; как будто избегая целенаправленного удара — похоже, некогда член давно-забытого знатного-общества; так или иначе, в душе стыдится своей нынешней професии (какова бы она ни была). И тут этот плут телефонирует в Пролеткульт, где ставят Галстук (Вергилий должен увидеть Галстук сегодня, потому что надо, потому что Галстук идет в последний раз, и наконец потому что труд Вергилия требует свободомыслящей документации о пролетарском театре) завоевывая 3 билета (3-й, почти понимаю, для знаменитого американского художника и писателя, который — к счастью для России — оказался в городе. Selah[154]. Знаменитый, которому позволили 15-минутную свободу, торопится накачать полу-плешивость моих пока еще не прибывших мирских вещей — обещает (по-российски, начинаю понимать) глубокомысленное действие; он даже опросит одного высоко ответственного товарища, покинувшего гостиницу в направлении беспристройной пристройки в 11 утра и ожидаемого обратно в что-то очень похожее на полчаса, если позволит товарищ погода… («Представляете!?»)…Но едва я в полуотчаянии собрался подняться по лестнице, как тут с почтением вбегает не сама жизнерадостность, крича Багаж? и прикарманивая 35 товарищей копеек почти без единого товарища слова. (Страх Пытаться Дать Чаевые Товарищу). Нена- или на- (или и то и другое) роком мой бедняга чемодан дал одну благородную течь, но («честные воришки») не изрыгнул ничего; нет, даже средства наслаждения особенно болезненной бритвой и столь же соответствующим помазком не изверглись — стало быть, в 6:45 с пунктуальностью предъявляю я отполированные руки компании Сивилла & Переводчик.

Перейти на страницу:

Все книги серии Avant-garde

Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов
Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

В книге собраны тексты, связанные с малоизвестным в России эпизодом из истории контактов западной авангардной литературы с советским литературно-политическим процессом. Публикуются избранные главы из романа «Эйми, или Я Есмь» — экспериментального текста-травелога о Советской России, опубликованного в 1933 году крупнейшим поэтом американского авангарда Э. Э. Каммингсом (1894–1962).Из поденных записей странствующего в советской преисподней поэта рождается эпического размаха одиссея о судьбе личности в тираническом обществе насилия и принуждения. На страницах книги появляются Л. Арагон и Э. Триоле, Вс. Мейерхольд и 3. Райх, Л. Брик и В. Маяковский, Н. Гончарова и М. Ларионов, И. Эренбург и Б. Пастернак, Дж. Джойс и Э. Паунд. Впервые русский читатель узнает о замалчиваемом долгие десятилетия образце испепеляющей сатиры на советское общество, автором которой был радикальный американский поэт-авангардист. Издание снабжено обстоятельной вступительной статьей и комментариями. Книгу сопровождают 100 иллюстраций, позволяющих точнее передать атмосферу увиденного Каммингсом в советской Марксландии.

Коллектив авторов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза