Приключения нетоварища Кемминкза в Стране Советов

Ответ: Какого черта, мой дорогой профессор! Ты честно веришь, что измеримая вселенная из электронов и световых лет, это одним электроном серьезнее или одним световым годом менее свободно, чем неизмеримая вселенная из херувима и серафима? Ты что, в самом деле — я серьезно говорю — продался продажности реальности? Неужели кажется, что я серьезно (очень серьезно) наблюдаю, как твоя человеческая мысль съеживается в твой магический бандаж, свободно созерцая, как Сюсюканье (больнейший знахарь из всех) превращает твои хвори в формулы? Они серьезно просили хлеба и ты серьезно дал им Эйнштейна? О Милликен[162], О Маркс! — Вызовите во что бы то ни стало некоего Г-на Космического луча, Марию мать Иешуа бен Ленина бен Иосифа бен Франклина бен Сталина бен Рузвельта бен Виг Бена бен Биг Дубинку бен Детеля бен Ленингром —

Вопрос: Хорошо; хорошо: ты когда-нибудь задумывался о том, что случилось бы, если бы все были такими же эгоцентричными как ты?

Ответ: Думать — не полностью чувствовать. Мне разрешено чувствовать, пожалуйста?

Вопрос: Да. — Что ж, скажи мне что чувствуешь.

Ответ: Что любой кто притворяется что знает что для кого хорошо мог бы с тем же успехом допустить искупительную концепцию непорочного искупления —

Вопрос: Боже мой! Если бы все люди так «чувствовали» как ты, никакой цивилизации не было бы!

Ответ: А она есть?

Вопрос: Ну же, не будь совсем уж идиотом!

Ответ: А что (позвольте молить) такое идиотизм? Купиться на тот, иной или другой сорт пропаганды. Я покупаюсь?

Вопрос: Пропаганда!

Ответ: Пропаганда: желания в банках; просто добавь кипяток сознания и подавай к столу.

Вопрос: А во всем мире есть хоть что-то, что не может стать пропагандой? Ответь мне!

Ответ: Не в мире. Где-то еще.

Вопрос: «Где-то еще» —?

Ответ: В искусстве.

Вопрос: В искусстве! ? — Как это, мой дорогой коллега: искусство — производное от религии!

Ответ: А производное может быть так же забавно, как игра в пинг-понг; только если (как художник) ты не одержим серьезностью: в результате чего все ребяческие идиотские мелочи типа «времени» теряют какое-либо значение, либо как сопутствующие при игре в производные, либо иначе.

Вопрос: Гм… Полагаю, надо скорее пожалеть, чем осуждать Ваши иллюзии величия, — которые, в конце концов, лишь проявления невротизма.

Ответ: Как ни странно, я думал то же самое в Вашем отношении.

Вопрос: — В моем?

Ответ: Надо (в конце концов) аккуратно продвигаться; как сказал Реллинг кому-то —

Вопрос: Кто? Кому?

Ответ: Доктор Реллинг.

Вопрос: Не понимаю —

Ответ: «Отнять у среднего человека житейскую ложь — все равно что отнять у него счастье».

Вопрос: Это откуда?

Ответ: «Дикая утка»[163].

Вопрос: Дикая какая?

Ответ: Пьеса товарища Ибсена.

Вопрос: А! — пьеса Ибсена; да. «Дикая утка» — ну конечно же… прекрасная вещь в своем роде, но я, как Вам известно, интересуюсь новым театром.

(Пролетарское нечто давно уже выдохлось). «Жизнь — в лучшем случае тайна, давайте позвоним парфюмерной барышне[164], а?» я требую.

«Парфюмерной барышне?»

«Вы сказали, что знаете ее — та, которой я еще везу массу журналов —»

«А! — конечно! почему бы нет» (излучаясь) «это отличная идея, в самом деле отличная». Он поворачивается к лучшему; который кивает, находит номер в энциклопедии; городит. «Ее нет» переводит Вергилий «но мы еще позвоним между часом и двумя. Боже» — и вдруг он как-то внезапно постарел внешностью.

«Kahk?»

«Боюсь, уведет Вас от меня».

«Уведет меня?»

«да, она» Он вздохнул. «Она такой очаровательный человек».

«Правда?»

«Я ее так обожаю» мечтательно сказал он. «Почти настолько же, насколько ненавижу религию» задумчиво добавил он.

«Ну: и; ну!»

«Вы, конечно, слышали (все слышали) о ее первом муже… который покончил собой[165] —»

«давайте не будем кончать собой» увещеваю я.

«Он был по-настоящему великим человеком» приглушенно вспомнил мой хранитель «вождь, труженик и борец — но» хихикая «красавица вышла замуж за другого».

«За кем сейчас замужем красавица?»

«А, за довольно милым парнем-хорошим коммунистом — но, уж конечно, он не сравнится со своим героическим предшественником».

«Вполне приятная неприятность для довольно приятного парня» сочувствую я.

«Гм… по правде сказать, я никогда не думал об этом с этой стороны. — Что ж, Вы идете к великой Мадам Потифар[166]. Удачи!»

Лучший кашлянул, встал. Пожали друг другу руки; затем (ангел нежно похлопывает его по плечу; советует сразу идти домой, не простудиться, остерегаться против переутомления) лучший ускользнул лучшенски вперед

«скажи-ка» sotto voce[167] «тебе не кажется, что он тратит много на табак?»

«Тот, кто может жить без еды, может умереть без табака» торжественно отмечаю я.

«Гм… Может быть. Да. Другими словами, это становится как алкоголь или наркотики, привычкой — я не курю сам, Вы понимаете… но сейчас давайте попробуем еще разок Volks» (он уже звонил раньше до завтрака, безрезультатно) «узнать, можем ли мы заполучить Горького. Я категорически считаю, что Ваш по-видимому подлинный (но судя по всему, какой-то безотчетный) интерес к самому передовому пролетарскому литератору мира должен всенепременно —»

<…>