Приговор приведен в исполнение...

И женщина поведала свою грустную историю. Очутилась в Ташкенте одна-одинешенька. Ни денег, ни крыши над головой. Случайно познакомилась с Муфельдт. Елизавета Эрнестовна рекомендовала ее домашней работницей в семью Потеляховых. Рафаэль Шоломович Потеляхов как раз находился в Ташкенте. Он увез Кручинину в Коканд. Работать приходилось с рассвета до поздней ночи. Бесконечные стирки. Кормили плохо, а денег, хотя и договаривались насчет оплаты, и вовсе не давали. Мария решила вернуться в Ташкент. Пришла к Муфельдт. «Как же так, Елизавета Эрнестовна, вы говорили, что Потеляхов добрый человек, а на самом деле это страшный скупердяй. Я на ногах от голода еле стою». Муфельдт рассмеялась: «Это революция его испортила. Раньше был добрым». В Ташкенте Кручинину вновь встретил Потеляхов, приехавший по своим делам, стал укорять, зачем уехала, почему? Пообещал уплатить за работу и пригласил в гостиницу. Однако денег не дал. Зато начал пить коньяк рюмку за рюмкой. Напился, как сапожник, и заснул. Мария с омерзением смотрела на спящего скрягу, и вдруг в душе ее проснулось мстительное чувство. Она решилась самовольно компенсировать потерю денег. Потеляхов ей должен за тяжелую работу и не платит. Так заберу же у него чемоданчик! И взяла. Конечно же, поступила не очень красиво. Поступок этот будет всю жизнь укором ее совести. Но вот так получилось.

Она с тревогой смотрела на Аракелова и видела, что он ей сочувствует. Ей стало легче на душе. Было радостно сознавать, что ее понимают, хотят ей добра.

— Вот и все, — закончила рассказ Кручинина. — Можете меня сажать в тюрьму.

Самсон Артемьевич сверкнул огненными своими глазами, рассмеялся заливисто:

— Кончено. Забудем об этом инциденте.

— А я так боялась. К Муфельдт приходил один человек, Павел Павлович. Он пугал меня чуть ли не расстрелом. Сейчас такие строгости! И сказал: «Если выполните одно мое поручение, я помогу вам избежать наказания».

— Какое поручение?

— Он не объяснил. Обещал ввести в курс дела позже.

— Опишите Павла Павловича. Внешний вид.

Через несколько минут Аракелов понял, что Павел Павлович — бывший полковник Цветков, ранее занимавший ответственный пост в Комиссариате внутренних дел. Ну и дела!

— У кого вы еще стираете?

— У генерала Мельникова на Пушкинской, у владельца кондитерских Эйслера, вдовы генерала Сусанина... Все такие жадные, бессердечные. Если по-честному — плохо живу. Одна лишь генеральша Сусанина добрая и отзывчивая женщина.

Доброе сердце Аракелова сжалось от горя. Красавица, умница, честнейшая душа... И она голодает! Самсон Артемьевич сам испытывал голодные позывы. Время приближалось к обеду, и он уже предвкушал дежурный суп с воблой. С кусочком черного хлеба!

— Простите великодушно, Мария Леонтьевна! Запамятовал. У нас установлен порядок. Коли мы отвлекли человека от дел, мы угощаем его обедом. Не лукулловым, к сожалению, но все же...

Он вызвал дежурного и распорядился насчет еды.

Кручинина и Аракелов сидели за письменным столом и с аппетитом ели суп из воблы, овсяную кашу. За чаем Самсон Артемьевич сказал:

— Не надоело вам в домработницах?

— Господи!..

— Так займитесь настоящим делом.

— Каким?

— Вы медицинская сестра, могли бы работать в военном госпитале имени Полторацкого[10].

— Кто меня возьмет, невесту офицера, женщину без рекомендаций?

— Сейчас же идите в госпиталь. Он расположен в здании бывшего кадетского корпуса. Комиссар госпиталя Иванов Иван Ефимович ваш земляк. Там же работает и моя жена. Обратитесь к комиссару, сошлитесь на Аракелова, и все будет в порядке. И общежитие есть.

Глаза Кручининой радостно заблестели.

— Господи, словно во сне! Товарищ Аракелов...

— Э, пустяки. Я вам сейчас еще кое-что приятное скажу. Ваш жених, Виктор Дмитриевич Лбов, никуда не уезжал. Лжет Муфельдт, будто он отправился на фронт. Вскоре вы увидитесь с ним. Даю слово.

— Не может быть! — воскликнула Кручинина. Она вскочила, схватилась рукой за сердце. — А где он, что с ним?.. Я так беспокоилась!

— Он вам расскажет сам о своих приключениях. Теперь же хотел бы вас просить, Мария Леонтьевна, об одном одолжении. Помогите нам. Очень нужно.

— Помочь... Вам? Да вы, наверное, шутите. Чем я, слабая женщина, могу помочь? Хотя я с удовольствием...

— Ну и прекрасно. А теперь слушайте. Вы действительно попали в очень скверную компанию. То, о чем я вам сейчас поведаю, никто не должен знать, даже ваш жених. Государственная тайна. Хватит ли у вас отваги, выдержки выполнить нашу просьбу? Дело идет, быть может, о судьбе революции. А вы дочь рабочего человека.

Самсон Артемьевич внимательно наблюдал за Кручининой. И он с удовлетворением заметил, как, после короткого раздумья, женщина посмотрела на него своими удивительными глазами и решительно ответила:

— Я согласна. Что надо сделать?