Претерпевшие до конца. Том 2

– Тётя Мари, это я, откройте, – послышался голос Сани.

За эти несколько часов, что прошли с их встречи, лицо мальчика сильно переменилось: почернело, осунулось, и глаза смотрели потрясённо и растеряно. Сперва Мария подумала, что крестник просто огорчён из-за отца, но быстро сообразила, что арест отца, не первый и столь ожидаемый, не произвёл бы на этого уравновешенного и рассудительного юношу столь зубодробительного впечатления.

– Что-то случилось ещё? – спросила Мария, отступая.

– Случилось, – хрипло ответил Саня, садясь на кровать. – Аню арестовали.

– Как?! – вскрикнула Мария, разом выйдя из владевшего ею с ночи оцепенения. – За что?!

– Не знаю, – мотнул головой Саня. – Ничего не знаю. Знаю только, что должен узнать всё… И пока я этого не сделаю, исполнить отцовской воли и уехать вместе с вами подальше от центра не смогу.

– Это мы виноваты… – проронила Мария, опускаясь рядом с ним. – Это всё мы… Не смогли уберечь девочку, единственную дочь Роди не смогли уберечь.

– Вы не виноваты, – ответил крестник. – А я виноват. Я один! – он вскочил на ноги и, сжав кулаки, дёргая желваками от ярости, добавил: – И теперь я всю жизнь посвящу искуплению этой вины! Знаете, тётя Мари, иногда я начинаю сомневаться в правильности наших догматов… Отбросив их, я должен был бы теперь пойти к этом выродку – её так называемому мужу – и пристрелить его, как гадину! И это не было бы грехом, если есть хоть какая-то правда в мире! – Саня не позволял себе сорваться на крик, опасаясь соседей, а только шипел, до дрожи клокоча от бессильного гнева.

– Его Бог покарает!

– Разумеется! Но, тётя, иногда так нестерпимо хочется, чтобы мщение осуществилось уже здесь, на наших глазах, а не в неведомой нам иной жизни! Неужели вам самой никогда не хотелось этого?!

– Бывало… – вынуждена была признаться Мария. – Но, может, мы увидим это ещё и здесь. Сколько палачей уже получили своё…

– Гады жрут гадов – да, это недурно. Вот, только когда бы в отношении нас они хоть немного умерили аппетиты и не плодили бы новых гадов со скоростью метания икры!

– Нужно узнать, где она, нужно собрать посылку… – рассуждала Мария, сосредотачиваясь.

– Узнаю, – ответил Саня. – Только посылку мы не будем отправлять сами.

– Но почему?

– Потому что отец наказал мне заботиться о вас. А посылая такую посылку, вы слишком рискуете. Есть Красный Крест, есть старушки, которые Христа ради готовы помогать с отправкой таких посылок. Соберём мы, а отправят другие. А, по-хорошему, вам бы всё-таки лучше уехать. К сестре, например, пока что. А потом отправимся вместе в какую-нибудь заштатную больницу…

– Непременно отправимся, – кивнула Мария. – Но теперь я никуда не поеду. Пока не узнаю, что с Аней… И что… с твоим отцом…

Глава 20. Последний путь

– Ваше отношение к советской власти?

– Я считаю советскую власть преступной, как по законам человеческим, так и по законом Божьим.

– Признаёте ли вы факты клеветы с вашей стороны в отношении высшего партийного руководства и лично товарища Сталина?

– Нет, не признаю. Я говорил исключительно правду.

– И в чём же она заключалась?

– В том, что руководство вашей партии и Сталин – преступники, нравственные дегенераты, которые могли оказаться у власти лишь в обществе, поставленном с ног на голову. Я говорил, что все их действия направлены исключительно на разрушение – хозяйства, жизни, человеческой души.

– Вы ещё клеветали на нашу армию! На обороноспособность нашей страны!

– И по этому вопросу я говорил исключительно правду. Вы настроили множество машин, столько, что вам кажется, что вы сможете задавить ими весь мир. Но об одной малости забыли. Нужны люди, которые смогут управлять таким количеством машин. А ещё нужны командиры, чтобы управлять этими людьми. А вы жжёте людей, как снопы, без пользы и без жалости. Вы можете создать самое мощное, самое страшное оружие, но что оно даст вам, если не будет людей? Оно не спасёт ни вас, ни государство, превращённое вами в испытательный полигон. Обезлюженное вашими усилиями, оно неизбежно станет добычей тех, кто сбережёт такую мелочь, как человеческие жизни. И это будет ваше историческое поражение.

– Ба! Мне, конечно, многое докладывали о вас, но то, что вы высказываете – это… – Хохлов, худощавый следователь средних лет, изумлённо развёл руками. – Вы понимаете, что сами сейчас огласили собственный смертный приговор?

– А разве вам не этого надо? – спросил Надёжин, покачиваясь взад-вперёд на неудобном стуле и превозмогая приступы дурноты после трёх суток допросов, во время которых следователи сменяли друг друга, а ему не оставляли ни секунды перевести дух.

Правду говорить лёгко и приятно – особенно, когда знаешь наперёд, что всё уже предрешено, кончено, и терять нечего. Даже какое-то упоение есть в этом – высказать в лицо негодяю всё, что о нём думаешь.

– Нам тоже нужна правда, – ответил следователь и любезно предложил. – Чайку не хотите?

– Не откажусь.

Это вовсе не уловка оказалась, и Хохлов угостил Надёжина не только чаем, но и кусочком желтоватого сахара.