Претерпевшие до конца. Том 2

– Надо же не побрезговали чекистским чайком! – ухмыльнулся, подвигая чашку. – А ведь он у нас – того, бесовский!

– Это ничего, – ответно усмехнулся Алексей Васильевич. – Сейчас мы его крестным знамением-то осеним – все бесы и разбегутся, – и, осенив крестом чай, отпил.

– Вы, как мне кажется, неглупый человек, – Хохлов в отличие от своего держиморды-сменщика имел явную слабость к философствованию. – Зачем вам всё это? Эта ваша секта изуверов? Ведь есть же, ведь дадена же вам церковь – чего не хватает?

– Видите ли, Василий Анисимович, беда в том, что Святые Дары – не чай, и не достаточно просто перекрестить чашу, чтобы лукавый не мутил.

– Ну, а РОВС вам зачем? Вы ведь как будто сугубо штатский человек…

– А причём тут РОВС? – удивился Недёжин. – С этой организацией я не знаком.

– Ой ли? А мы располагаем данными о целой ячейке, главой которой является ныне скрывающийся где-то в СССР бывший полковник Аскольдов. Скажете, что не знаете такого?

– Зачем же? Очень хорошо знаю. Но видеть или сноситься каким-либо образом не имел удовольствия уже двадцать лет.

– Но ведь вы знали, во всяком случае, что Аскольдов находится в СССР?

Ничего нет опасней неожиданных вопросов, когда ты уже ослаблен бессонницей и не можешь просчитывать молниеносно последствия того или иного ответа. Ответил наугад и впервые за весь допрос солгал:

– Нет, я не знал об этом. Я много лет провёл в ссылках, как вам известно, и у меня не было возможности что-либо узнать.

– Что же, Анна Родионовна, или, простите, Тимофеевна, не поделилась с любимой тётушкой счастливой вестью, что её отец в России?

Кровь ударила в голову и тотчас отхлынула назад. Откуда узнали?! Неужели арестовали Родиона? Хотя нет, нет… Наоборот – это они его разыскивают! И он бы не сказал им… Откуда же?

– Если вы имеете ввиду Аню Замётову, то её покойная мать никогда никому не рассказывала о том, кто её настоящий отец. Мария же Евграфовна с детства заботилась об Аглае, и ничего нет странного, что и её дочь пользовалась её вниманием.

– А я-то думал, Алексей Васильич, вы правдивы всегда, – покачал головой Хохлов. – Что, потеть приходится, чтобы своих не подвести? То-то же! Это не собственную башку под топор подставлять. Однако, зря вы напрягаетесь. Анна Замётова сама дала признательные показания.

– Аня арестована? – поражённо спросил Надёжин.

– Да. Мы получили своевременный сигнал и приняли меры.

– Ведь она ребёнок!

– Нисколько! Она – шпионка! Или, по крайней мере, соучастница целой шпионской сети, которую мы, будьте спокойны, выявим.

– Что же, она сама призналась в этом?

– Разумеется! – кивнул Хохлов. – Она подтвердила, что её покойная мать поддерживала письменную связь с Аскольдовым, правда, пока утверждает, что по юности к делам её не допускали, и других членов группы она не знает. Но мы работаем с ней, и полагаю, скоро узнаем и другие имена. Ваше, может быть. Вашего сына Саши… Вашей сожительницы… Вы ничего не хотите сказать?

– Я ничего вам больше не скажу, – холодно ответил Надёжин. – Я ненавижу вашу людоедскую власть. Я всегда был и буду вашим врагом. И вы можете записать это в протоколе и осудить меня, как врага. Но ни шпионажем, ни вредительством я не занимался никогда. И ни в какие группы не входил. И поэтому не надейтесь, что я буду помогать вам стряпать очередное групповое дело. Найдутся у вас и другие подручные.

– Воля ваша, – противно ухмыльнулся следователь. – Думаю, Анна Родионовна будет сговорчивее и скорее поможет нам.

Это был удар, к которому Алексей Васильевич не был готов. И всё-таки он выдержал его и так и не проронил более ни слова за те бесконечные сутки, что его «доводили». В конце концов, ему дали подписать признательные показания, продиктованные им самим, и водворили в камеру «до суда».

Когда нет книг, нет иных занятий, а голова твоя привыкла работать, то открывается немалое пространство для размышлений. Это пространство особенно велико, если на дворе стоит вторая половина 1938 года…

Всё-таки с исключительной точностью копировали большевики своих предтечей якобинцев. От малого – подделок дневников Государя, очевидной для всякого знакомого с историей Франции, где якобинцы предложили нации в качестве дневников Людовика переписанный охотничий журнал. До великого – планомерного истребления друг друга.

Некогда все партии объединились, вынося приговор пленённому королю, но едва голова его скатилась с плахи, и сговорившийся с Дантоном Робеспьер отправили на неё вчерашних «попутчиков» – жирондистов. Ещё шаг, и уже сам Дантон с первым пером революции Демуленом отправились в объятия гражданки Гильотины. А с ними и несчастная беременная вдова Демулена, обвинённая в заговоре против гражданина Робеспьера. Ещё чуть-чуть и настала очередь самого Максимилиана и юного маньяка Сен-Жюста, доселе почитаемого в так и не воскресшей от кровавого помешательства Франции.