И он думал. Брак с Эрной сулил немало выгод, но и таил опасность. Слишком быстрые взлёты чреваты падениями, идущий тихо и осторожно рискует упасть значительно меньше. К тому же жаль терять такую удобную квартиру, из которой благополучно выбыли все лишние люди. Не лучше ли всё-таки синица в руках?
Прошло недели две, и «синица» сделала нежданное признание. Дочь колчаковца и белоэмигранта! Врага и шпиона! Ничем не выдал Варс потрясения и, сделав вид, что спит, стал лихорадочно искать решение. Жена с таким родством – это вечная угроза! Один донос, и насмарку пойдут все труды многих лет, конец карьере! Правда, она сказала, что никто не знает… Но можно ли верить этим бабам? Наверняка есть знающие. Да и сам отец её – жив. Ах, как жаль, что так поздно сказала она, а то бы Варс позаботился, чтобы этот старый чёрт не ушёл далеко! Вечная угроза… Если однажды возьмут его, и всплывёт, что Аня его дочь – не миновать беды!
Лучшая защита – нападение: это Варсонофий усвоил давно. Если вы боитесь, что кто-то донесёт на вас, опередите его и донесите на него первым, и тогда убьёте одним выстрелом двух зайцев: избавитесь от врага и упрочите свою репутацию.
Рано утром, стараясь не потревожить жену, Варс стал спешно одеваться. Она всё-таки услышала что-то, спросила сонно, почему он не спит.
– Срочно вызывают, – ответил он. – Ты не вставай, Анечка, спи, – и, как всегда, нежно поцеловал её на прощанье в последний раз.
Через час Варсонофий уже сидел в кабинете своего сослуживца Лёвы Фальковича, помогшего ему недавно убрать с пути соперника, и добросовестно писал донос на жену.
– Ну ты, Викулов, кремень! – покачал головой Лёва. – Собственную жену не пожалел! Да ещё такую!
– Ты знаешь, я беспощаден к врагам, и ради партии, Родины и товарища Сталина не пожалел бы не то, что жену, но и мать, и сына родного!
– Известное дело! – усмехнулся Фалькович. – Ради товарища Сталина мы все и себя не пощадим!
Варсонофий подвинул ему бумагу:
– Вот, можешь действовать. Меня сегодня дома не будет, – и уже уходя, добавил, оглянувшись: – Ты вот что, Лёва… Сделай мне одолжение по дружбе: допросов четвёртой степени к шпионке всё же не применяй. Как-никак, а бывшая жена.
– Откуда такая щепетильность? – ухмыльнулся Фалькович. – Самому надоела, а боевым товарищам всё равно жалко?
– Я ведь тебя, как боевого товарища, об одолжении прошу, – нахмурился Варсонофий. – Может, когда и я тебе удружу.
– Нет уж, избавь, – лицо Лёвы стало ледяным. – С такими друзьями, как ты, врагов не занадобится.
– Ты что имеешь ввиду?
– Да так, ничего, – Фалькович убрал в папку донос. – Девчонку твою я не трону, и не тебе, собственными руками её уркам на глумление или начальству на забаву отдавшему, меня об этом просить было!
– Что-то не пойму я твоего тона, товарищ Фалькович. Или ты шпионку защищаешь?
– Ступай ты уже, куда шёл, товарищ Викулов, – ответил Лёва, надевая очки и раскрывая папку. – А мне работать надо – твоими стараниями у меня теперь ещё одним делом больше.
– Ну-ну, работай, – процедил Варс и, уходя, подумал, что не спустит Фальковичу этой презрительной отповеди. Ишь какой принципиальный служитель закона выискался! Словно бы не он выбивал признания из мальчишки Юшина и скольких ещё других! Не зря, стало быть, казалось, что неровно он, подлец, к Аньке дышит. Ну, да чёрт с ним. С этим делом покончено. Вечером надо непременно повидать Эрну, а завтра можно будет, наконец, и вовсе пригласить её к себе – в собственную квартиру. Пожалуй, наилучшим образом складываются карты!
Глава 19. Последняя разлука
Чистку уцелевших провели чётко и быстро. По всему ссыльному Казахстану в десятках, сотнях домов раздался той ночью зловещий стук, которого подспудно ждал каждый. Правда, в тот миг ещё неведомо было, что опричники пришли в каждый дом, и казалось, что беда вдруг обрушилась только на тот, в котором ютились сами…
И ведь ничто не предвещало её. Миша благополучно работал счетоводом, не имея нареканий, а Мария устроилась сиделкой в местной больнице, более похожей на небольшой походный лазарет. Срок ссылки близился к концу, и уже не раз обсуждали, сомневались, стоит ли перебираться ближе к родным краям или так и осесть здесь, подальше от лиха. Спорили, преимущественно, Миша, рвавшийся в Россию, и сама Мария, предпочитавшая держаться имеющегося. Алексей Васильевич отмалчивался. Видно, лучше их понимал он, что лиха нельзя ни обойти, ни пересидеть в подполе. Оно в свой час настигнет везде.