Глава 17. Анюта
– Аня, спой для Дмитрий Вадимыча что-нибудь бодрое!
– Но я не…
– Никаких «но»! Сейчас Дмитрий Вадимыч, вы услышите мою Аню!
О, какая пытка, какая пытка! Эти ужасные «бодрые» песни, каждая нота которых ранит горло, застревает в нём, эти плотоядные взгляды подвыпивших гостей и сальности, которые они имеют обыкновение рассказывать друг другу в горделивом сознании «подвига».
– Варс, как ты можешь иметь дело с этими людьми?
– Это не люди, а мои коллеги. Более того, начальство.
– Если они твоё начальство, то ведь они и от тебя могут потребовать таких же низостей, Варс!
– Это не твоё дело. Твоё дело, жёнушка, принимать моих гостей и быть весёлой с ними, а не портить своё красивое личико неприятными гримасами.
– Я твоя жена!
– Я прекрасно помню это и горжусь, что у меня такая жена, которую нестыдно представить людям.
Она не нужна ему… Ему нужна – вещь. Красивая вещь, служащая удовольствию его гостей. Комнатная собачка, обязанная выполнять команды хозяина… Но как же так случилось, что она – стала выполнять? Стала улыбаться людям, которые ей отвратительны? Как она позволила обратить себя в куклу и почему не смеет сопротивляться?
Страх! В какой-то момент Аня поняла, что боится мужа. Отчего? Ведь он ни разу не повысил на неё голос, тем более не поднял руку. Лишь иногда, когда она пыталась возражать, в глазах его появлялось нечто, отчего внутри всё холодело. Аня сама не могла объяснить себе, что это было, и почему этот человек обрёл над ней такую власть.
От прежней жизни не осталось ничего, кроме занятий в консерватории. Всё прочее было строго регламентировано: никаких подруг, никаких гостей, никаких поездок загород. Точно петлю накинул и медленно, ласково душил! Вдруг поняла Аня, что о муже своём не знает ничего: ни о прошлой его жизни, ни о теперешней. Но не может же он оказаться одним из тех чудовищ, которые некогда истязали дядю Сашу?.. Варс – такой обходительный, обаятельный, тонко чувствующий прекрасное, умеющий быть таким нежным, что Аня забывала свои подозрения и убеждала себя в том, что любит его?
Если бы не эти гости… Они пугали её, их поведение оскорбляло её. Но Варс пожимал плечами:
– Они простые люди, мало знакомые с культурой. Будь к ним снисходительна!
Аня старалась и убеждала себя в том, что муж просто очень любит её и оттого желает, чтобы его женой восхищались.
– Хороша у тебя жена, Варсонофий! Ей бы в кино! Орлову бы затмила напрочь!
При напоминании о кино сердце обрывалось – тотчас вспоминался Петя, их мечты и фотосъёмки… Как ни старалась, она не могла забыть его. Может, от этого ласки мужа лишь утомляли её, и приходилось делать над собой усилие, чтобы не подать виду, чтобы дорогое имя не сорвалось с уст и не выдало, о ком мечтает она в его объятьях. Тем не менее, Аня всё ещё надеялась, что память притупится, а привычка заменит любовь. В конце концов, разве мало таких семей? Гораздо больше, чем тех, что создаются по любви.
Её отдушиной были концерты. Пение утешало душу, помогало забыться, врачевало. Оканчивая консерваторию, она уже знала, куда пойдёт дальше – в молодой театр Станиславского, куда её по прослушивании с готовностью согласились принять. Талант Ани высоко оценила прима театра, дивная Софья Големба, а Дмитрий Владимирович Камерницкий предсказал ей большое будущее и отнёсся с отеческим теплом.
Одно огорчало – нельзя петь любимые романсы, отнесённые к «буржуазному жанру», а бойкие современные песенки вызывали стойкое неприятие. Что ж, остаётся опера, оперетта, песня народная… В конце концов, разве можно убить песню декретами?
Пусть с трудом и печалями, жизнь всё-таки шла своим чередом. Но однажды её размеренный ход был нарушен.
– Заходил какой-то человек и спрашивал твою мать, – известил Варс как-то утром, уходя на службу, когда Аня вернулась, отлучившись ненадолго в аптеку – с ночи странно немоглось.
– Какой человек? – спросила она насторожённо.
– Довольно старый, по виду – мужик-лапотник. Не знаешь, кто бы это мог быть?
– Не знаю, – пожала плечами Аня, сдерживая волнение. – Он не представился?
– Нет. Спросил Аглаю Игнатьевну, а, когда я сказал, что она умерла, очень побледнел. Я даже подумал, как бы с ним сердечный приступ не случился.
– Больше он ничего не спрашивал?
– Спросил, где похоронили, и ушёл.
– Ну, ушёл, так ушёл… Должно быть, кто-то из деревенских знакомых… – сказала Аня, борясь с дрожью и с нетерпением ожидая, когда же муж уйдёт.
– Не ходи сегодня никуда больше, – предупредил Варс. – Ты бледна и, по-видимому, действительно, нездорова. До вечера!
Она еле дождалась, стоя у окна, когда он скроется из виду, а затем опрометью выбежала из дома, надеясь догнать незнакомца. Сердце подсказывало, что это мог быть лишь один человек – её отец!
До кладбища было далеко, и Аня страдала от находящих на неё то и дело приступов тошноты и головной боли. Она спешила изо всех сил, но всё-таки опоздала. На могиле матери лежал большой, ещё совсем свежий букет, но отца нигде не было видно. Неподалёку копошилась сгорбленная старушка. Аня медленно подошла к ней, спросила негромко: