Читаем Претерпевшие до конца. Том 2 полностью

Претерпевшие до конца. Том 2

– Вот и хорошо, – ясно улыбнулась Надя бескровными губами. – Теперь мне совсем хорошо. Спасибо тебе! А теперь иди… Я больше не могу говорить. Я хочу заснуть…

В ту ночь она уснула навсегда, и её тело выдали почерневшему от горя Пете. А в день похорон доставили извещение, что гражданка Юшина Надежда Петровна признана невиновной во вменяемых ей преступлениях. Сатанинской издёвкой повеяло от этого документа, и Петя тотчас порвал его на мелкие клочки.

В это тяжёлое время Нюточка, как могла, поддерживала его. От Аглаи не укрылось, что детская их дружба переросла в куда более серьёзное чувство. Заметил это и Замётов, выговаривал с досадой:

– Объясни своей дочери, что этот офицерский сынок ей не пара! Рано или поздно его посадят – это очевидно. Ты что хочешь, чтобы она разделила его участь?

– Если они любят друг друга, то препятствовать им я не стану, – отозвалась Аля. – Нет ничего более мучительного, чем жить в разлуке с тем, кого любишь. Разве ты не понимаешь этого?

Муж промолчал.

Судьба Нюточки немало беспокоила Аглаю. Она растила её барышней, оберегая ото всего враждебного. Но как жить барышне в таком мире? Поэтичная, музыкальная девочка, верящая в добро – как она сможет защитить себя? Ей нужен рядом надёжный человек, защитник. Петруша не мог таким стать. Он сам был беззащитен, и Замётов, каркавший чёрным вороном, не ошибался относительно его будущего. Всё это Аля понимала и переживала, но вмешиваться в отношения детей не могла. Довольно и своей искалеченной жизни…

Доктор Григорьев и Скорняков ушли быстро. Первого ждали больные, второго – бандиты. За доктором последовал и Саня, которого тот вслед за сестрой пристроил на медицинское поприще. Юноша мечтал о геологии, но старшие разъяснили ему, что в такое время и с такой семьёй лучшая профессия – медик. С ней и в лагере не пропадёшь. Рассудительный Саня согласился с таким доводом и оставил занятия геологией лишь для души.

Аглая с нетерпением ждала мгновения, чтобы остаться одной. Ей нужно было шить срочный заказ, о котором от усталости не хотелось и думать. Но главное: ещё с утра в кармане у неё лежал смятый конверт без обратного адреса, и ей мучительно хотелось распечатать его.

Первый такой конверт пришёл два года назад. Распечатав его и увидев почерк, Аля едва не лишилась чувств и, лишь справившись с волнением, смогла прочесть:

«Я дал слово, что не потревожу тебя, но не смог жить, ничего о тебе не зная. Недавно я приезжал в Москву. Мне вдруг так отчаянно захотелось увидеть тебя хоть издали, что рассудок мой оказался бессилен меня остановить. Я видел тебя… И с горечью понял, что ничего не изменилось, что ты не свободна. Я с большим трудом удержался, чтобы не подойти к тебе, а теперь который день пишу тебе письмо, пишу и один за другим комкаю и жгу листы, потому что всё в них не то.

Я решил всё же послать тебе это письмо, потому что слишком хорошо знаю, как мучительно быть в неведенье о судьбе тех, кого любишь. Отныне каждый декабрь, чуть раньше или позже – как сложится, я буду присылать тебе поздравительную открытку в преддверье Рождества, а в ней – стихотворение. Получив такую открытку, знай: она от меня. Я буду отправлять их из разных мест и без обратного адреса, потому что и сам не знаю, где окажусь в следующем году.

Когда-нибудь я вновь приеду в Москву. И если Богом суждено нам встретиться вновь и быть вместе, то так и будет. А если же нет… Впрочем, на всё Его воля. Помни, я очень люблю тебя и буду любить до последнего вздоха».

В письме не было названо её имени, не было и подписи. Видимо, Родион боялся, что письмо может попасть в чужие руки. Эта весточка была и великой радостью, и новой болью – едва зарубцевавшаяся рана снова открылась, чтобы уже не зажить.

На другой год весь декабрь Аля не находила себе места, видя даже во сне, как достаёт из ящика заветную открытку. А она пришла только тридцать первого числа, когда Аглая уже отчаялась и полна была худших страхов.

На сей раз ещё и подумать не успела о весточке, как уже пришла она с сильным опережением графика, в первый день декабря. И, вот, наконец, оставшись одна, Аглая дрожащими руками распечатала драгоценный конверт, прочла, задыхаясь от волнения, выведенные родным почерком строфы:

Птичка кроткая и нежная,

Приголубь меня!

Слышишь—скачет жизнь мятежная

Захлестав коня.

Брызжут ветры под копытами,

Грива—в злых дождях…

Мне ли пальцами разбитыми

Сбросить цепкий страх?

Слышишь—жизнь разбойным хохотом

Режет тишь в ночи.

Я к земле придавлен грохотом,

А в земле—мечи.