Претерпевшие до конца. Том 2

– Разрозненные, разделённые потерявшие тропинки, ведущие в душу друг друга, ставшие чужими на стогнах мира, мы должны стать бесконечно близкими, родными, сокровенно связанными, должны врасти друг в друга и жить друг в друге. Мы должны стать едино во Христе Иисусе, Господе нашем, – тихо и прерывисто звучал голос отца Анатолия. – Мы должны явить миру свой лик, образ целостного христианства, объемлющего и просветляющего всю полноту жизни, образ Церкви как живого организма любви, связующего в нерасторжимое единство и пасущих и пасомых, и пастырей и мирян. Диавол – только обезьяна Бога. Он не может выдумать ничего своего, но хочет опозорить, осквернить всё Божие в отвратительной гримасе. Но мы верим и знаем – весна всё-таки придёт. Ни холодный лёд окружающего нас равнодушия, ни искусственно построенные плотины, ни все эти гримасы и потуги обессилевшего, обанкротившегося богоненавистничества – ничто, ничто не остановит её прихода. Она придёт! И хлынут потоки – потоки любви и благодати на иссохшую и обледеневшую землю наших сердец, хлынут тёплые весенние лучи, и тайна Православия зори которой явлены миру у нас на Руси в особой, осиянной святости Сергия и Серафима, в благодатном служении о. Иоанна, в тишине Оптиной пустыне, в пророческих грёзах Достоевского, Соловьёва, Хомякова, – тайна Православия воссияет!

Окончание строительства Беломорканала развели отца Вениамина с отцом Анатолием. В последний раз виделись они в больнице, куда серьёзно поранившего руку отца Вениамина буквально за десять дней до открытия канала определил заведовавшей санчастью бывший военврач и популярный композитор, а ныне такой же заключённый – Борис Алексеевич Прозоровский. На другой день после краткого прощания отец Анатолий был водворён в Соловецкий лагерь, а отцу Вениамину, чей лагерный срок истёк, предстояло испробовать ссылку, местом которой был определён Архангельск. В этом был несомненный Божий промысел. В ту пору здесь скрестились пути сразу нескольких авторитетных епископов – Серафима Самойловича, Дамаскина Цедрика и Виктора Островидова, сформировавших монолитную мощную группу истинно-православных христиан. Сюда же прибыл бывший правой рукой владыки Серафима отец Николай Пискановский.

Отец Николай после заключения на Соловках был сослан в Кехту. Однако, жизнь там оказалась для него невыносимой. Из-за тяжёлой болезни сердца он не мог работать, к тому добавилось сильное психическое расстройство, сопровождавшееся жестокой бессонницей. Дочь, понявшая, что в таких условиях отец может просто сойти с ума, обратилась за помощью к Пешковой, и та добилась перевода священника в Архангельск, куда к нему перебралась вся его семья, наконец-то соединившаяся после долгих мытарств.

Немного оправившись от болезни, отец Николай устроился работать сторожем и вновь обратился к делам церковным, коими занимался уже немало лет. В Архангельске работал печником ещё один ссыльный священник с Соловков – Александр Филиппенко. Он нашёл для отца Николая съемную каморку на чердаке, где был устроен тайный храм.

Епископ Серафим пылал жаждой действия. Осторожный, прозорливый отец Николай был для него тем же, чем покойный Феодор Андреев для владыки Димитрия (Любимова) – правой рукой, человеком незаменимым, на котором замыкалось буквально всё.

Первоначально владыка возлагал большие надежды на митрополита Кирилла (Смирнова), благословившего создание «домашних церквей», которые позволили бы верующим избежать посещения храмов, где поминалось имя митрополита Сергия. Епископ Серафим пытался убедить старейшего иерарха принять на себя полномочия Местоблюстителя, дабы нейтрализовать Сергия. Но митрополит Кирилл не счёл для себя возможным выступление в этом качестве при жизни митрополита Петра или без его специального на этот счет распоряжения.