Преступление, искупление и Голливуд

Спустя полчаса она позвонила мне в слезах, рассказала, что подралась с парнем, и я тут же примчался к его дому. Когда его родители увидели меня, то поняли, что их сын в смертельной опасности. Он тут же вышел на порог с поднятыми руками и запричитал:

– Вы не так все поняли, мистер Трехо, это она ударила меня!

Самый крутой парень на районе щеголял с фингалом от Даниэллы. Я был горд, что дочь не дала себя в обиду.

Но простить ему такое обращение я не мог.

– Не переживай, пап, – утешила меня дочь. – Ты его больше не увидишь.

Однажды Даниэлла пошла в аптеку и потеряла сознание – как потом оказалось, от анемии и обезвоживания. Персонал вызвал сначала скорую помощь, а потом связался со мной.

Когда я приехал, она без сознания лежала на полу. Я сразу заметил на ее бедре ужасную свежую татуировку, рисунок был похож на раздутый цветок. Когда дочь пришла в себя, я спросил:

– Что это за хрень?

– Пап, это татушка. Она ужасна, знаю, я уже пожалела, что сделала. Но это сейчас неважно. Меня в больницу забирают! – она помолчала, а потом выдала:

– Ты и правда любишь меня больше братьев.

– С чего это?

– Если бы это случилось с кем-то из них, ты бы просто сказал: «Хватит валяться, поднимайся!».

Фармацевт и работники скорой заржали, как кони.

Следующее, что я сделал – отвел ее к татуировщику Фредди Негрете, чтобы тот перекрыл рисунок. Хотя мне самому не нравятся женщины с наколками, я оплатил татуировку своей дочери – большого красивого павлина.

(Да-да, вот такой я лицемер)

Гилберт вернулся из реабилитационного центра, но очень быстро опять пристрастился к наркотикам. На этот раз – к героину. Я знал, что от этого пристрастия просто так не избавиться, на это часто уходит целая жизнь. Меня словно придавило огромной глыбой.

Однажды Даниэлла обнаружила меня лежащим на кровати и сжимающим голову обеими руками. Я думал, что умираю. Она отвезла меня в больницу, и врач сказал, что у меня паническая атака. Я пережил «Сан-Квентин» и «Соледад» без этой херни, так почему же меня так раздавил какой-то вонючий стресс? Чтобы хоть как-то поправить здоровье, я снял номер в отеле «Бел Эйдж» в Западном Голливуде. Я наперед оплатил аренду квартиры для Даниэллы, и у меня на руках осталось всего тридцать тысяч. Мне было шестьдесят лет, а из имущества – только эта тридцатка и старый «рэндж ровер».

Я понимаю, что для большинства людей даже такие деньги и машина кажутся огромным состоянием, но к тому моменту я уже двадцать лет проработал в Голливуде в режиме нон-стоп, а остался ни с чем. Я не знал, сколько еще смогу работать и зарабатывать. Мне казалось, что наступает закат моей карьеры. Кому нужен пенсионер в роли плохого парня?

Мне было страшно.

И единственное, что я мог ответить этому страху: «Пошел нахер». Номер в отеле стоил около трех сотен баксов за ночь. Хотя менеджер сделал мне скидку, это все равно было дорого. Даже без алкоголя и наркотиков я попал в День сурка. Я спал со всеми подряд, чтобы отвлечься. Это было просто. Я жил в Голливуде, ходил по клубам, вел себя так, словно мне снова двадцать и я только что вышел из тюрьмы. Когда я зашел в банк, чтобы в очередной раз снять наличные, менеджер протянул мне квитанцию с остатком: три сотни долларов. Я пялился на эти цифры, понимая, что рано или поздно этот день должен был наступить. Я был разорен и больше не мог позволить себе жить привычной жизнью.

Я снял половину оставшихся денег десятками и двадцатками и поехал кататься по городу, чувствуя себя так, словно моя жизнь подходит к концу. Вскоре я добрался до центра города и остановился недалеко от Скид-Роу, вышел из машины и просто начал раздавать деньги прохожим. Не знаю, зачем – то ли потому, что пообещал Господу помогать нуждающимся, то ли чтобы покормить свое эго, или все сразу. Когда я собрался уезжать, то заметил афроамериканку с двумя детьми – они сидели за маленьким столиком. Помню, как чисто и опрятно выглядели те детишки. Женщина продавала фенечки, которые плела сама. Я протянул ей двадцатку, и она запаниковала:

– Нет, не надо! У меня сдачи не будет!

Я спросил, сколько стоят браслеты, и она сказала, что пятьдесят центов. Я попросил дать мне три фенечки.

– Но у меня нет сдачи, – сказала она так, словно до меня в первый раз не дошло.

– Не надо сдачи.

– Мои детки! Я смогу купить им еду и обувь! – заплакала она.

«Где ты находишь ботинки за двадцать баксов? Можно и мне там затариться?» – подумал я.

Она была так благодарна, и я понял, почему приехал на Скид-Роу. Здесь нужда видна невооруженным глазом.

Вернувшись в машину, я понял, что у меня осталось меньше сотки, но знал, что поступил правильно. Я не знал, что готовит мне будущее, но чувствовал себя прекрасно. Я понимал, что стоит беспокоиться только о настоящем. Такой подход хорошо мне послужил в прошлом. И я знал, что именно он снова поможет мне справиться со всем, что будет дальше.

Часть четвертая. От сына

Глава 29. Мачете, 2010