Преступление, искупление и Голливуд

Эдвард встретил меня в своем офисе в том же мексиканском прикиде. Не ему одному пришлось переспать с проблемами. Покинув «Дели Джерри», я долго пытался понять, что меня так смутило в его шмотках. Хотя я ценил его стремление точно изобразить жизнь, которой он не знал, сердце у меня было не на месте. Я не понаслышке знал, что значит быть чоло[45]. Принимая наряд и кодекс чоло, «партизана» или члена «Арийского братства», ты перестаешь быть мексиканцем, белым или черным. Костюм, принятый в банде, – это больше, чем одежда. Она лишь опознавательный знак того, что ты посвятил себя жизни, полной преступлений. Она – доказательство того, что ради банды ты готов пожертвовать своими близкими: матерью, отцом, женами, сестрами, братьями, детьми.

Меня беспокоила ложь, которую Олмос впихнул в сценарий. Я пересмотрел кучу фильмов о мире организованной преступности, но еще ни в одном не видел героев, которых знал по реальной жизни. А знал я их достаточно, чтобы держать пасть закрытой. Я не хотел становиться посредником между двумя мирами, но не мог отделаться от предчувствия, что все это плохо закончится.

Эдвард предложил мне рассмотреть роль Педро Сантаны, отца Монтойи, который не одобрял стиль жизни сына. Я без интереса проглядел его реплики, но пообещал подумать.

Я не сказал этого Эдварду, но Педро Сантана напомнил мне моего отца, поэтому играть его я не хотел. Я не рискнул снова напомнить ему о противоречиях в сценарии, у меня не осталось сил копаться во всем этом дерьме. А когда Эдвард сказал, что актеры в «За кровь платят кровью» не будут сниматься в его картине, я принял окончательное решение отказаться от съемок в «Американизируй меня». Эта новость стала последней каплей. В Голливуде и так было не так много ролей, на которые брали мексиканских актеров. Мне показалось нечестным, что два проекта, которым нужны были мексиканцы, закрывали двери перед теми, кто уже сделал выбор. Я и сам был из их числа.

На прощание мы договорились, что мой агент свяжется с Эдвардом. Я не сказал ему, что прямо перед встречей мне позвонил кузен Сол из окружного суда Лос-Анджелеса.

– Дэнни, с тобой хочет поговорить Джо Морган.

В его голосе я услышал тревогу.

– Ты в порядке?

Мы оба знали, что звонок от Джо может оказаться зловещим.

– Я в норме, Сол. Как сам?

– Сам понимаешь. Готовлюсь к слушанию.

– Позвони, если тебе что-то понадобится, хорошо?

– Ага. Джо позвонит тебе в пять вечера в дом Банкера.

– Завтра?

– Сегодня.

Я знал, что Джо не будет звонить просто так. Он собирался связаться со мной через Эдди – то есть не хотел ставить меня под удар, названивая мне домой.

– Передай, что я буду на связи. Береги себя.

– Конечно, землячок.

Он повесил трубку. Разумеется, Большой Джо знал о фильме и, конечно, уже был в курсе моей встречи с Эдвардом. Мало есть вещей, происходящих в большом мире, о которых не знал бы Большой Джо. Где бы он при этом ни сидел: в камере в «Сан-Квентине», «Чино» или в окружном суде – его грядущий звонок только подтвердил мои подозрения. Джо не одобрял съемки «Американизируй меня».

Джо Морган родился в семье ирландского американца и хорватки, но вырос в мексиканском районе. Он был таким же суровым, как и все мы. Он присоединился к банде «Маравилья» еще ребенком и быстро дорос до авторитета. Джо потерял ногу в перестрелке и получил прозвище Деревянная нога. Лишение конечности его не остановило. Он и после этого играл в гандбол лучше всех, кого я знал. Джо прекрасно говорил на испанском и обладал исключительной харизмой. Проходя мимо его камеры, ты словно чувствовал, как сгущается воздух. Джо говорил только с теми, кого считал лучшими друзьями или планировал прикончить. Я знал, что у Джо нет планов меня убить, но что-то ему было от меня нужно.

В тот день я направился к дому Банкера. Он уже сварил нам кофе. Эдди делал лучший кофе в мире. В пять часов вечера зазвонил домашний телефон, трубку взял Эдди.

– Как жизнь, Большой Джо? Все путем? – какое-то время он слушал. – Да, он рядом, – и передал мне трубку.

– Дэнни? Как дела?

– Я в порядке, землячок.

– Слышал, что ты хочешь сниматься в том фильмеце, «Американизируй меня».

– Меня приглашают и во второй – «За кровь платят кровью».

Джо сразу перешел к делу.

– В каком будешь сниматься?

– Брось, Джо. Конечно, в «Крови», землячок.

Он был доволен.

– Прекрасно, просто милашество!

Мы рассмеялись.

– «Ла Онда», – нараспев произнес он.

Так называлась мексиканская банда в «За кровь платят кровью». Я до сих пор смеюсь, вспоминая, как Джо Морган назвал фильм о банде бессердечных киллеров «милашеством».

– С первым фильмом будет немало проблем, – добавил Джо.

– Это я понял.

– Этот мудак бегает вокруг и треплется, будто встречался со мной в «Чино» и получил одобрение. Все это хрень полная. Я отказался с ним говорить. Сценарий полон дерьма.

– Я старался ему это объяснить.

– Знаешь, Дэнни, ты мог бы сняться в этом фильме…

Джо давал понять, что не взъестся на меня, если я все-таки снимусь в «Американизируй меня».

– Нет, Джо, – ответил я. – Во мне есть уважение.