Преступление, искупление и Голливуд

После «Дю-Пар» мы поехали в парк «Реседа». Я ненадолго отошел от Фрэнка и девчонок в кусты, чтобы поссать. Прицелился членом в утку, которая как раз проходила близко, и она так зло на меня зыркнула, что я громко рассмеялся. Я слышал голоса Фрэнка и девочек неподалеку и внезапно понял, что счастлив. Я был свободен. На меня снизошло откровение. Я понял, что мне необходима реабилитация. Я наконец-то признался самому себе, что без этих собраний моя жизнь была бы неуправляемой, мне было необходимо сделать то, о чем Джонни Харрис попросил меня много лет назад: «Присоединяйся к нам, Дэнни». Трезвость нужна была мне не только для того, чтобы выбраться из тюряги или хорошо выглядеть перед офицерами по условно-досрочному. Она наполняла мою жизнь смыслом.

На следующее утро я проснулся в своей детской комнате, чувствуя себя потерянным. Я знал, чего хочу, знал, что придется приложить немало усилий, чтобы наладить свою жизнь, но не понимал, с чего начать.

Моя семья жила в Пакоиме, районе в северной части Сан-Фернандо, с 50-х годов. В то время Пакоиму населяли в основном «белые воротнички», но встречались и черные, и белые, и мексиканцы. Город поровну делила Сан-Фернандо-роуд, на одной стороне жили черные, на другой – белые и мексиканцы. Люди жили бедно. В пятидесятых годах Пакоима была известна как столица убийств в Лос-Анджелесе. Многие работали на фермах, семьи жили в гаражах, делили одну ванную комнату на всех и протягивали метры удлинителей, чтобы обеспечить себе электричество.

Теперь же количество латиносов в районе увеличилось, а черных стало на порядок меньше. В Пакоиме построили больше тротуаров и мощеных площадей, торговую улицу рядом с бульваром Ван-Нэйс, но большинство домов все равно напоминало развалины. По сравнению с остальными семьями мы жили неплохо. Некоторые мои друзья жили в настоящей нужде. Когда я сидел в колонии для несовершеннолетних, многие из моих приятелей по соседству воспринимали ее как курорт. Только там они узнали, что такое полноценный обед. Помню, пацан по имени Гэбби все никак не переставал восторгаться:

– Настоящее сливочное масло, Дэнни. Оно настоящее. А еще молоко!

Гэбби был очень бедным, мы же держались уровнем выше. Мой отец сутками работал на стройке, а мать была одержима готовкой и уборкой. У нас всегда был базовый минимум для нормальной жизни, но за закрытыми дверями наш дом был той еще горячей точкой.

Не зная, куда себя девать, я вышел на улицу. Я доверился Богу. Он вытащил меня из глубочайшей дыры, когда я попросил его о помощи. Но в тюрьме полагаться на Господа было проще. А что теперь делать, на воле?

Через дорогу я увидел старушку, миссис Санчез, которая тащила со своего заднего двора два огромных мусорных бака. Я подбежал к ней.

Она чуть не упала от неожиданности.

– Не грабь меня! Не грабь!

– Заткнитесь! – рявкнул я в ответ. – Не собираюсь я вас грабить! Помочь хотел. Дайте сюда баки.

Дело не в том, что она меня не узнала – как раз наоборот. Я вырос в этом квартале и не раз разорял ее гараж. Кажется, я действительно ее испугал. Я был в отчаянии, выглядел опасно, и все знали, где я пропадал последние пять лет.

– Извините. Просто хотел подсобить.

Я схватил мусорные баки и потащил их по улице. Для такой почтенной старушки они явно были тяжеловаты.

– Приходится выносить их самой с тех пор, как они разворотили аллею ради ремонта, – пожаловалась миссис Санчез.

Она была благодарна мне за помощь, но не отрывала от меня взгляда ни на секунду. Поступок был мизерным, да и старушку я испугал, но мне стало гораздо лучше.

Глава 8. Знакомые лица, 1969

Фрэнк Карлисси и Фрэнк Руссо снова пришли ко мне на помощь. Я вернулся на свою старую работу в автомастерской – ту, на которой успел продержаться всего 29 дней, когда впервые вышел из тюрьмы в 1965 году. Фрэнк пристально следил, чтобы я ежедневно посещал собрания АА вместе с ним.

Пока меня не было, Фрэнк при поддержке судьи, его чести Чарльза Хьюза, организовал реабилитационную программу для парней, которых обвиняли в обороте наркоты, в качестве альтернативы юношеской колонии. Судья Хьюз был неглупым человеком. Он знал, что 75 % дел, проходящих через его суд, связаны с наркотиками, и не верил, что все можно решить «терапией железных решеток». «Восстановление на свободе» (ВНС) проводили собрания каждый день, и Фрэнк подумал, что я могу стать хорошим примером для двадцатилеток. Хотя мне самому было всего двадцать пять, годы тюрьмы превратили меня в авторитет в их глазах.

ВНС проводило собрания в Реседе, в здании над цветочным магазином. Когда я вошел в зал, весь в татуировках, пацаны заинтригованно уставились на меня. Мы разговорились, и когда я стал рассказывать о тюрьме, то сразу понял, что те из них, кому грозил суд, мечтали узнать о жизни за решеткой всё, а особенно – как ее избежать.

Я объяснил по-простому:

– Делайте все, что скажет судья.