Преступление, искупление и Голливуд

Мой знакомый, организатор собраний АА для заключенных, рассказал, что группу лишат аккредитации, если количество участников на встречах не увеличится. Тут-то и нашла коса на камень. Я пообещал, что буду молиться каждый день и помогать своим собратьям, поклялся оставаться чистым и трезвым. Насколько искренними были эти обещания?

– Я приду, – ответил я. – Но при условии, что вы сделаете меня президентом.

– Президентов у нас нет, Дэнни, но есть председатель, – рассмеялся мой приятель. – Если поможешь с аккредитацией, я с радостью отдам тебе эту должность.

Мы ударили по рукам. На следующую встречу я затащил восемь зэков, которым обеспечивал защиту. Через несколько недель трое из них решили посещать их на регулярной основе, потому что поняли, что им это необходимо. Я знаю, что некоторые из них оставались чистыми до самой смерти (от естественных причин). Они стали первыми, кому я помог реабилитироваться. Какая разница, что я преследовал при этом собственные интересы? Увидев перемены в этих парнях всего через пару месяцев, я понял, что могу изменять мир. На собраниях часто говорили, что иногда изменения в других видны отчетливее, чем в себе самом.

Вокруг продолжали твориться чудеса. Я принял решение оставаться чистым и трезвым, и тут же люди начали идти мне навстречу. Был у нас один чувак, который постоянно нюхал клей. Он обратился ко мне за помощью. Он отчаянно хотел избавиться от зависимости, так что мы с ним заключили сделку: он будет безвылазно сидеть в своей камере, а выходить только в столовую и душ. Я платил трем парням, чтобы они присматривали за ним. Все в блоке знали, что ему нельзя продавать или тайком подсовывать наркоту, иначе дилеры будут иметь дело со мной.

Я не просто обеспечивал защиту в тюрьме, я занимался по-настоящему важными вещами. Держа обещание, данное Богу, я начал замечать, как вокруг меня меняются люди. Мой пример оказался заразительным. Я был старше многих зэков, отсидел в «Фолсоме» и «Сан-Квентине» и пользовался уважением. Люди, которые до этого считали собрания АА ересью, теперь присоединялись, потому что думали: «Если сам Трехо туда ходит, то почему бы и мне не попробовать».

Количество участников на встречах росло. Как-то с гражданки приехал старик (назовем его Сэм), который был обязан посещать собрания в рамках программы «Больницы и учреждения». Сэм был очень болен, диабет уже отнял у него ногу и подвижность почти всех пальцев. В тюрьму его привозили в специальном фургончике, куда влезала инвалидная коляска.

Однажды после встречи Сэм услышал, как я ворчу на что-то, и спросил:

– Дэнни, почему бы тебе не петь «Зип-а-ди-ду-да» каждое утро?

Песню я знал, ну и что с того?

– Сэм, какого хера мне это делать?

– Заведи себе привычку каждое утро петь эту песенку и прыгать на койке.

– Слушай, Сэм, – ответил я. – Я рад, что ты ходишь к нам и все такое, но я все еще сижу в тюрьме. Я прекрасно знаю, чем буду заниматься в следующую среду, понимаешь? Я за решеткой. Я зэк.

– Дэнни, – улыбнулся он. – Знаешь, на что я готов, лишь бы просто попрыгать на кровати? – он указал на свою культю. – Мне снится, как я хожу и прыгаю. Теперь это светит мне только в раю.

Я понял, о чем он, но следовать его советам не собирался.

И все-таки… На следующее утро я чистил зубы и внезапно понял, что напеваю «Зип-а-ди-ду-да, зип-а-ди-эй, оу-оу, какой хороший день, солнце освещает мой путь». На моем лице тут же заиграла улыбка, я рассмеялся. Мой разум наполнился радостными мыслями. День начался на позитивной ноте. Я вспомнил, что один приглашенный оратор как-то сказал на одном из собраний:

– Хороший день превращается в прекрасный месяц, а тот – в великолепный день, а все вместе – в счастливую жизнь.

Гилберт учил меня верить, что где бы я ни находился, я на своем месте. Нельзя выжить в тюрьме, любуясь птичками и мечтая оказаться где-то еще. Нельзя постоянно ждать писем и свиданий. Рано или поздно это тебя убьет.

Я преуспевал в тюрьме, следуя правилам Гилберта, но собрания помогли мне избавиться от ощущения, что я заложник обстоятельств. Меняясь, я справлялся с давлением тюремных стен. Отказ от наркотиков сбросил с моих плеч жуткий груз. Теперь я мог справиться с любой ситуацией без дури. Мне не нужно было стыдиться своего прошлого, злиться на него или стыдиться воспоминаний. Я перестал бояться будущего. Я никак не мог на него повлиять, а потому впервые за долгое время просто был собой.

Привычка петь песни осталась со мной, иногда я бормотал их себе под нос, иногда орал во весь голос. Во двор я вышел, насвистывая «Мистер Блуберд на моем плече, так и есть, так и есть», и наткнулся на Джо Родригеса. Он наверняка подумал, что я спятил.

– Ты в порядке, землячок? – спросил он.

– Да, Джо, более чем.

Песенки стали моими первыми шагами в освоении утренних молитв и медитаций. Они помогали мне успокоиться. Даже в детстве я просыпался с чувством беспокойства и тревоги – кроме тех дней, когда меня будил Гилберт, и мы шли на рыбалку. В такие дни моя жизнь превращалась в настоящее приключение.