Преступление, искупление и Голливуд

Но единственный Бог, которого я понимал, был Господом из Библии моей бабушки. Тот Бог был жестоким и говорил, что все мы рождены в грехе. Каждый раз, когда я делал что-то не так, бабуля кричала: «Бог тебя накажет!». Я даже не задумывался о том, что Господь может быть другим.

На стене моей камеры кто-то вымазал дерьмом надпись: «В жопу Бога». Ясное дело, заключенный написал это в момент наивысшего отчаяния, когда понял, что Господь оставил его заживо гнить в клетке. Но я чувствовал себя по-другому. Мои собственные решения привели меня сюда. Хотя предупреждений было много, я просто закрывал на них глаза. Даже мой батя, злющий мужик, временами приходил в ужас от моих поступков.

Мне было страшно как никогда. В каком-то забвении я представлял снова и снова, как меня будут судить и приговорят к смертной казни. Все люди знают, что умрут. Но когда сидишь в клетке, глядя на свой смертный приговор, начинаешь слышать смех старухи с косой. Она ржет, потому что ты больше никогда не увидишь своих близких, не обнимешь кузин, у тебя не будет детей, а солнце приласкает твое лицо в последний раз, только когда двое охранников поведут тебя, закованного в наручники, на заклание. Настанет каюк всем твоим надеждам и мечтаниям.

Мне всегда нравилась поговорка: «Если молишься, не переживай. Если переживаешь, зачем молиться?». У меня был выбор – продолжать ссаться от страха или обратиться к Богу. Выбор был за мной. Я был мексиканцем, которого все боялись. Я сам сделал себя таким. Но теперь мне противостояло нечто гораздо более сильное, чем я, настоящая Высшая сила. Поэтому я громко обратился к Богу:

– Господи, если ты существуешь, то я, Генри и Рэй выберемся из этого дерьма. Если тебя там нет, нам хана.

Вера куда сильнее страха. Когда она заполняет тебя до краев, боязнь отступает. Помолившись, я успокоился, с моих плеч словно сняли адский груз. На меня навалилась приятная усталость, я расслабился и позволил Богу нести свою ношу дальше.

– Господи, – молился я. – Если ты позволишь мне умереть с достоинством, я буду молиться каждый день и сделаю все, чтобы помочь своим напарникам.

Я не просил Бога сделать из меня суперзвезду, дать возможность повидать мир, проходить в рестораны без очереди или заводить друзей с полпинка. Я молил только о достойной смерти.

Меня учили, что Бог отвечает на все молитвы, даже если этот ответ – «нет». С детства я запомнил молитву святого Франциска, которая пронимала меня до печенок и осталась со мной на всю жизнь: «Дай мне, Господи, сил не ждать утешения, а утешать». Сидя в камере, я просил Бога о помощи, и он ответил: «Помогай». Я понял Его – он велел мне помогать другим. Этому учили и на собраниях АА.

– Нельзя быть милосердным, не одаривая милосердием других, – говорили на встречах. – Ты должен служить людям, даже если они об этом не просят. Ты все поймешь.

И вот мой Бог сказал, что я должен помочь своим братьям по заключению, хотя я был уверен, что сдохну в ближайшие пять лет.

В той камере Бог убил старого Дэнни Трехо, создал нового и сказал:

– А теперь посмотрим, как ты справишься.

Следующие несколько недель вокруг меня происходили настоящие чудеса. Бог творил свою магию. Судебный процесс превратился в цирк. Лейтенант Гиббонс никак не мог опознать того, кто бросил камень. Заключенные на допросах говорили, что во всем виноват Микки Маус или моряк Попай[35]. Тренер юниорской команды хотел дать показания дистанционно, а дело было задолго до появления Zoom, так что ничего не вышло. Третьего бейсмена тупо не могли найти. В итоге окружной прокурор притормозил процесс, потому что судить было нечего.

До того, как попасть в эту передрягу, я употреблял три-четыре грамма кокаина в день, глотал по десять, а то и пятнадцать таблеток и пил, как не в себя. Ширяться героином, если под рукой нет метадона[36] – та еще хрень, а в тюрьме метадоном и не пахло. В последний раз я употребил дурь и алкоголь в мае, на Синко де Майо, потом несколько месяцев приходил в себя и в итоге выбрал 23 августа днем своей окончательной трезвости. Думаю, полный детокс от препаратов произошел даже раньше, но так уж я решил. 28 августа 1968 года я снова стал полноценной частью общества. И если бы ясновидящий с хрустальным шаром сказал мне, какое путешествие ждет меня в следующие пятьдесят лет, я бы плюнул ему в лицо и сказал: «Иди ты в жопу, псих».

Глава 6. Зип-а-ди-ду-да, 1968

Я наконец-то вернулся в свой блок, но все уже изменилось. Лейтенант Мезро и капитан Роджерс оставили мне работу в спортзале, но оборот героина я потерял. Мне очень нужны были деньги, но я знал, что дела с наркотой не пойдут на пользу моему соглашению с Богом, даже если я сам не буду употреблять. Предоставлять защиту я, впрочем, не прекратил.

Однажды охранники предложили мне сделку. Они хотели создать под меня должность, которую назвали «социальный ментор для заключенных». Я понятия не имел, что такое «ментор».

– Он помогает соблюдать порядок, – объяснил Моррис. – Будем платить восемнадцать баксов в месяц.

Дальше все развивалось очень быстро.