Преступление и наказание, Часть 3

You see that there is nothing particularly new in all that.	Одним словом, вы видите, что до сих пор тут нет ничего особенно нового.
The same thing has been printed and read a thousand times before.	Это тысячу раз было напечатано и прочитано.
As for my division of people into ordinary and extraordinary, I acknowledge that it's somewhat arbitrary, but I don't insist upon exact numbers.	Что же касается до моего деления людей на обыкновенных и необыкновенный, то я согласен, что оно несколько произвольно, но ведь я же на точных цифрах и не настаиваю.
I only believe in my leading idea that men are _in general_ divided by a law of nature into two categories, inferior (ordinary), that is, so to say, material that serves only to reproduce its kind, and men who have the gift or the talent to utter _a new word_.	Я только в главную мысль мою верю. Она именно состоит в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший (обыкновенных), то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде своей новое слово.
There are, of course, innumerable sub-divisions, but the distinguishing features of both categories are fairly well marked. The first category, generally speaking, are men conservative in temperament and law-abiding; they live under control and love to be controlled.	Подразделения тут, разумеется, бесконечные, но отличительные черты обоих разрядов довольно резкие: первый разряд, то есть материал, говоря вообще, люди по натуре своей консервативные, чинные, живут в послушании и любят быть послушными.
To my thinking it is their duty to be controlled, because that's their vocation, and there is nothing humiliating in it for them.	По-моему, они и обязаны быть послушными, потому что это их назначение, и тут решительно нет ничего для них унизительного.
The second category all transgress the law; they are destroyers or disposed to destruction according to their capacities.	Второй разряд, все преступают закон, разрушители, или склонны к тому, судя по способностям.
The crimes of these men are of course relative and varied; for the most part they seek in very varied ways the destruction of the present for the sake of the better.	Преступления этих людей, разумеется, относительны и многоразличны; большею частию они требуют, в весьма разнообразных заявлениях, разрушения настоящего во имя лучшего.
But if such a one is forced for the sake of his idea to step over a corpse or wade through blood, he can, I maintain, find within himself, in his conscience, a sanction for wading through blood--that depends on the idea and its dimensions, note that.	Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, - смотря, впрочем, по идее и по размерам ее, - это заметьте.
It's only in that sense I speak of their right to crime in my article (you remember it began with the legal question). There's no need for such anxiety, however; the masses will scarcely ever admit this right, they punish them or hang them (more or less), and in doing so fulfil quite justly their conservative vocation. But the same masses set these criminals on a pedestal in the next generation and worship them (more or less).	В этом только смысле я и говорю с моей статье об их праве на преступление. (Вы припомните, у нас ведь с юридического вопроса началось.) Впрочем, тревожиться много нечего: масса никогда почти не признает за ними этого права, казнит их и вешает (более или менее) и тем, совершенно справедливо, исполняет консервативное свое назначение, с тем, однако ж, что в следующих поколениях эта же масса ставит казненных на пьедестал и им поклоняется (более или менее).