Преступление и наказание, Часть 2

The door opened and a tall, stout man whose appearance seemed familiar to Raskolnikov came in.	Дверь отворилась, и вошел высокий и плотный человек, как будто тоже уже несколько знакомый с виду Раскольникову. - Зосимов! Наконец-то! -крикнул Разумихин, обрадовавшись.
CHAPTER IV	IV
Zossimov was a tall, fat man with a puffy, colourless, clean-shaven face and straight flaxen hair. He wore spectacles, and a big gold ring on his fat finger.	Зосимов был высокий и жирный человек, с одутловатым и бесцветно-бледным, гладковыбритым лицом, с белобрысыми прямыми волосами, в очках и с большим золотым перстнем на припухшем от жиру пальце.
He was twenty-seven.	Было ему лет двадцать семь.
He had on a light grey fashionable loose coat, light summer trousers, and everything about him loose, fashionable and spick and span; his linen was irreproachable, his watch-chain was massive.	Одет он был в широком щегольском легком пальто, в светлых летних брюках, и вообще все было на нем широко, щегольское и с иголочки; белье безукоризненное, цепь к часам массивная.
In manner he was slow and, as it were, nonchalant, and at the same time studiously free and easy; he made efforts to conceal his self-importance, but it was apparent at every instant.	Манера его была медленная, как будто вялая и в то же время изученно-развязная; претензия, впрочем усиленно скрываемая, проглядывала поминутно.
All his acquaintances found him tedious, but said he was clever at his work.	Все, его знавшие, находили его человеком тяжелым, но говорили, что свое дело знает.
"I've been to you twice to-day, brother.	- Я, брат, два раза к тебе заходил...
You see, he's come to himself," cried Razumihin.	Видишь, очнулся! - крикнул Разумихин.
"I see, I see; and how do we feel now, eh?" said Zossimov to Raskolnikov, watching him carefully and, sitting down at the foot of the sofa, he settled himself as comfortably as he could.	- Вижу, вижу; ну так как же мы теперь себя чувствуем, а? - обратился Зосимов к Раскольникову, пристально в него вглядываясь и усаживаясь к нему на диван, в ногах, где тотчас же и развалился по возможности.
"He is still depressed," Razumihin went on. "We've just changed his linen and he almost cried."	- Да все хандрит, - продолжал Разумихин, -белье мы ему сейчас переменили, так чуть не заплакал.
"That's very natural; you might have put it off if he did not wish it....	- Понятное дело; белье можно бы и после, коль сам не желает...
His pulse is first-rate.	Пульс славный.
Is your head still aching, eh?"	Голова-то все еще немного болит, а?
"I am well, I am perfectly well!" Raskolnikov declared positively and irritably. He raised himself on the sofa and looked at them with glittering eyes, but sank back on to the pillow at once and turned to the wall.	- Я здоров, я совершенно здоров! - настойчиво и раздражительно проговорил Раскольников, приподнявшись вдруг на диване и сверкнув глазами, но тотчас же повалился опять на подушку и оборотился к стене.
Zossimov watched him intently.	Зосимов пристально наблюдал его.
"Very good.... Going on all right," he said lazily.	- Очень хорошо... все как следует, - вяло произнес он.
"Has he eaten anything?"	- Ел что-нибудь?
They told him, and asked what he might have.	Ему рассказали и спросили, что можно давать.