Прекрасный инстинкт

Она очаровательна. Все изменилось, и теперь она не знает, как себя вести. Клыки обнажены, ярость бьет через край — вот единственная известная ей модель поведения, когда она переступает порог этого дома. Поэтому я нажимаю на звонок, а потом беру ее крошечную вспотевшую ладошку в свою.

— Милая, просто входите, — Альма приветствует нас с улыбкой, в неверии качая головой. — Мистер Кэннон, как поживаете? — она встает на цыпочки, чтобы поцеловать меня в щеку.

— Зовите меня Кэннон, пожалуйста, — я беру ее руку и оставляю поцелуй на тыльной стороне.

— Альма, он занят. Кэннон, хватит поощрять ее, — она в шутку укоризненно грозит нам пальцем, с весельем сузив глаза.

 Я люблю, когда она такая, веселая и счастливая, остроумная. Не то, чтобы я не был благодарен, но немного удивлен тем, как же быстро все это вернулось к ней после того, что она узнала. Дареному коню — хотя, о чем это я — я не хочу смотреть ему в зубы.

— Ради всего святого, заходите сюда, как раньше, — Альма провожает нас внутрь, и я крепче сжимаю руку Лиззи.

— А где мой папа и Коннер? — спрашивает Лиззи, и шаги Альмы замирают, а лицо вытягивается от изумления.

— Коннер где-то играет с Брайсоном и Воном. А твой от… папа. Дай-ка мне проверить.

— Я здесь, — его голос доносится из-за угла. — Дочка, почему бы тебе и твоему гостю не присоединиться к нам на кухне?

Я бросаю взгляд на сирену, которая сжимает губы, чтобы сдержать усмешку.

— Я гость? — шепчу я.

— Хорошо воспитанный и порядочный гость, — она кивает и шепчет в ответ. — Очень уж в стиле «Унесенных ветром», не правда ли? Он всегда говорит в такой манере. Лига плюща и вырастила, и воспитала. Пойдем, — она тянет меня в сторону кухни, — не бойся. Все знают, эти старомодные ребята не могут даже кусаться, — выдавливает она со смехом.

— Я все слышал, — ее отец широко улыбается, обнажив зубы.

— Вы, должно быть, Лаура. — Моя девочка очень дружелюбно, без малейшего намека на усмешку или сарказм, обращается к привлекательной светловолосой женщине, которая сидит за барной стойкой бледная, словно приведение. Кажется, слухи о том, что моя Лиззи может кусаться, дошли и до нее.

— Так и есть, — она встает, протягивая руку. — Приятно познакомиться с тобой, Элизабет.

— Мне тоже. И, прошу, зовите меня Лиз, если хотите, — ее решительность пошатывается. — Элизабет мне тоже нравится… как угодно.

Спасая ее, я встаю вплотную к ее спине и кладу левую руку на ее плечо в ожидании, пока не почувствую, как она расслабляется от моего прикосновения, а затем протягиваю правую руку через ее другое плечо.

— Здравствуйте, Лаура. Я Кэннон Блэквелл. Рад с вами познакомиться.

— И я тоже очень рада, Кэннон, — она искренне улыбается, кажется, немного расслабившись. — Вы двое и Коннер присоединитесь к нам на обед? У нас есть маникотти (прим.: маникотти — итальянская паста (макароны) в виде трубочек диаметром примерно 2-3 см и длиной около 10 см. В качестве начинки используют шпинат, говядину, колбасу или обычный сыр), чесночный хлеб и салат. Если вы, конечно, не возражаете.

Я не собираюсь отвечать за нас обоих, а Лиззи просто смотрит на своего отца, либо игнорируя Лауру, либо пребывая в каком-то трансе. Я вижу, от кого она это унаследовала — не только пронизывающий взгляд, цвет глаз и подбородок — он так же устрашающе непоколебим, как и моя сирена, даже не шевелится.

— Где Коннер? — первой сдается Лиззи, насмешливо приподняв бровь.

— В своей комнате с остальными мальчиками; марафон по «Майнкрафту», если я не ошибаюсь.

Взвинченная, она кусает губу, рассматривает потолок, возможно, одежду Лауры, а затем снова переводит взгляд на него.

— Все еще есть веранда?

— В последний раз, когда я проверял — была, — посмеивается он.

— Есть пиво?

Он украдкой бросает взгляд на Лауру, которая кивает.

— Да.

— Полагаю, нам понадобится, — размышляет она, — около шести банок. По три каждому. Встретимся там, — говорит она ему, явно не приглашая меня с милой улыбкой, а ее взгляд уж точно не оставляет места для сомнений — она не хочет, чтобы я присоединялся к ним.

А затем она уходит.

— Не могу сказать, что не думал, произойдет ли это когда-нибудь, — он протягивает мне ледяную бутылку пива и садится в садовое кресло, стоящее наискосок от моего. — У тебя есть сигары?

— А ты когда-либо курила сигары? — спрашивает он, очевидно, мои слова не только вызывают у него сомнения, но и забавляют.

— Нет, но момент кажется подходящим для сигар. Не важно, — я плюхаюсь в свое кресло, больше не чувствуя себя де Ниро, как пять секунд назад.

— Вот, держите! — щебечет Лаура, когда появляется, держа в руках две сигары. — Элизабет, если позеленеешь, перегнись через перила, — она расплывается в улыбке, а затем подходит к интеркому и что-то нажимает. — Теперь у вас есть возможность побыть наедине. Поторопитесь! Впрочем, мы поедим без вас.

Она машет рукой, обернувшись через плечо, и закрывает дверь.

— Я не ненавижу ее, — бормочу я с сигарой во рту, наклоняясь к огню зажигалки, которую он протягивает мне.