Прекрасный инстинкт

Я подскакиваю к такси, как только оно останавливается, и указываю направление еще до того, как успеваю закрыть за собой дверь.

Я зол, я напуган, я — твою мать! — чувствую себя беспомощным. Что, если она пострадала? И словно в ответ на мои молитвы, у меня зазвонил телефон. Какого хрена Сарк мне звонит?

— Привет, приятель, что случилось? — Я стараюсь скрыть чистейшую панику в своем голосе.

— Это ты мне скажи, — он смеется. — Я скоро собираюсь закрываться и отправиться домой к Сидни, но твоя маленькая фея сидит, уткнувшись лбом в мою барную стойку.

— Лиззи? — выдыхаю я.

— Ага, не то, чтобы она пьяна, скорее похожа на побитую собаку, которая сдалась и нашла место, чтобы упасть.

— Сарк, мне нужна огромная услуга, приятель.

— Говори. Ты помог мне сегодня заработать кругленькую сумму.

— Встреть меня у черного входа со своими ключами. Я закрою его, обещаю. — Я слышу отчаяние в своем голосе, но даже не пытаюсь его скрыть.

— Будет сделано. Напиши мне, когда будешь здесь. И закрой его, придурок! Я серьезно!

После передачи ключей Сарк направляется к своей машине, а я запираю нас внутри и затем тихо крадусь через кухню. Сквозь круглое окошко в двери я вижу, как она сидит, уставившись в пустое пространство перед собой, опершись подбородком на сложенные руки. Перед ней стоит полная бутылка пива, по виду которой можно сказать, что из нее не было сделано ни глотка. Черт, даже с дальнего расстояния заметна незаинтересованность Лиззи, сомневаюсь, что она вообще в курсе, что это бутылка здесь стоит.

Я замечаю лестницу слева от меня, поднимаюсь по ней в ВИП-зону и спускаюсь с другой стороны, останавливаясь только для того, чтобы установить трек, который заиграет позже, пока не приближаюсь к ней сзади. Она ничуть не пьяна; когда я еще в пяти футах от нее, она вскидывает голову, а ее спина становится натянутой, как струна. Колыхание рубашки выдает то, как ускоряется ее дыхание. Она резко приходит в состояние боевой готовности и осознает, что я в комнате.

Прежде чем Лиззи успевает повернуть голову, я стремлюсь к ней и захватывая ее в ловушку рук, опираясь ими о барную стойку по обеим сторонам от нее, и властно прижимаюсь грудью к ее спине.

— Не отведаю кусочек тебя, любовь моя. Что мне нужно, так это объяснения, — рычу я, сдерживая свой гнев, насколько это возможно.

— Дайка угадаю. После семейного ужина вы все вместе сели в семейный минивэн Гризволдов, чтобы отправиться домой. Ты трахнул Рути на заднем бампере, а затем помог забраться внутрь и пристегнуть ремень, — говорит она насмешливо, выплескивая нелепую злость и ревность. — Пожалуйста, поставь меня в известность насчет своих планов на День Благодарения.

Я наклоняюсь как можно ближе к ее уху и с шипением произношу.

— Откроешь этот умный ротик еще раз, и я чертовски уверен, что мне лучше будет занять его… своим членом, толкающимся в него.

— Что? — потрясенно говорит она, но не раньше, чем по ней прокатывает дрожь. — Пошел ты, Кэннон. — Она пытается повернуть голову, но c помощью подбородка я подталкиваю ее в прежнее положение.

— Не поворачивай голову. Ты замолчишь и послушаешь, очень внимательно. — Я вовсе не пытаюсь напугать ее, но, бл*ть, внутри меня все кипит. Мой голос непреклонен и мрачен, а сдерживаемая ярость очевидна. — Я никогда в жизни не был настолько обеспокоен и напуган. С тобой могло что-нибудь случиться. Подвергать себя опасности только для того, чтобы наказать меня, — это незрелый и эгоистичный поступок! — я хлопаю ладонью по стойке бара. — А теперь скажи-ка мне, что, по-твоему, ты делаешь?

— Уж точно не играю в семейку со своим бывшим! — кричит она дрожащим голосом, борясь со слезами, как и положено маленькому крепкому орешку, коим она является. — Я могу сидеть в баре, если хочу этого! И я не сделала никому ничего плохого, — ее показная бравада стала менее энергичной, на смену ей пришли неуверенность и грусть, — просто больно.

— О чем я просил тебя? Хотя бы немного верить мне? Это что, так чертовски много?

— Что? Я не в настроении играть в игры разума, Кэннон, скажи, как есть, — неуверенно отрезает она, и впервые за все время я слышу безнадежность в ее голосе.

— Я не знал, что Рути придет, как и моя семья. Она обрушилась на их столик, и это был плохой ход. Моя сестра и мама устроили ей настоящую головомойку. Я пытался найти тебя и все объяснить, прежде чем уйти с ними, чтобы перенести этот разговор в какое-нибудь другое место, но ты уже убежала, поджав хвост.

— Я помогала загружать вещи в автобус, — она делает жалкую попытку оправдаться.

— Потому что ты не считала, что трое взрослых мужчин справятся с этим без тебя? Или же это было совершенно необоснованное предположение, что я не хочу представлять тебя своей семье?

Я останавливаю ее за руки, чтобы ее лицо оставалась отвернутым от меня. По крайней мере, она уступает.

— В присутствии Рути? — насмехается она.